– Мы называем себя семьей, – сказала Лара, – потому что проводим друг с другом больше времени, чем дома с родными.
Продолжая экскурсию, Лара привела меня в гардеробную. Подняв руку куда-то вверх, она вытянула раскладную лестницу, прячущуюся в люк на потолке. Шаткая лестница напоминала стремянку, только была более крутой, свисала с потолка и выглядела так, словно ее лучшие годы остались в далеком прошлом. Ступеньки вели на чердак – по виду очень темное, тесное и непривлекательное помещение, заваленное картонными коробками и стопками белья: униформой, салфетками, полотенцами. Это было запасное хранилище. При текущей стоимости аренды в Нью-Йорке Лара была вынуждена пойти на риск и держать здесь, далеко не в самых идеальных условиях хранения, все вино, которое не помещалось в основном погребе.
Лара предложила мне подняться по «жуткой лестнице» (ее слова) на «лестничную площадку» – узкую верхнюю ступеньку. Она должна была вмещать меня и ящик вина, хотя выглядела для этого слишком крохотной. По «жуткой лестнице» я должна была поднимать и спускать ящики с вином по 12 бутылок в каждом – около 20 кг, т. е. практически треть моего веса.
– Мне до сих пор страшно, хотя я два года по ней лазала, – сказала Лара.
На дрожащих ногах я заползла на чердак и оттуда наблюдала за Ларой, демонстрировавшей мне самый безопасный способ спускания вниз: сидя на пятой точке, по несколько сантиметров за раз продвигаться самой и подталкивать ящик с вином к люку, затем подняться на ноги, крепко прижать к груди все двенадцать бутылок и медленно спускаться вниз, стараясь не спикировать на бетонный пол.
– Я видела тут пару падений, и зрелище было не из приятных, – сочла нужным поделиться воспоминаниями Лара.
Я не из тех людей, кто имеет привычку представлять себе собственную смерть. Но я точно знала, что покинуть этот мир хотела бы не с ящиком пино-гриджо в руках, предназначенным для каких-нибудь молодых карьеристов, и что теперь такая вероятность отчетливо маячит на горизонте.
Я начала завидовать шеф-поварам. Они работали с едой – яркой, привычной, знакомой и понятной. У меня же было 1800 холодных бутылок вина с труднопроизносимыми названиями и изготовленных в таких местах и из таких сортов винограда, о которых я никогда не слышала. На кухне было людно и весело. А я была одна-одинешенька. Они ходили по твердому полу. Мне приходилось карабкаться по шатким лестницам.
Работая журналистом, все пять лет я жила по более или менее стабильному графику: вставала, ехала на метро до Восьмой улицы и приходила в офис к 9:30 – ровно к началу редакторского совещания. Теперь, превратившись в «подвальную крысу» у Джо, я начала ходить на бесплатные дегустации к дистрибьюторам – посредникам, продающим магазинам и ресторанам некоторый ассортимент вин, которые они либо импортируют сами, либо закупают у импортеров. Официально вступив в ряды нью-йоркской винной армии, свой первый бокал вина за день я выпивала в такое время, в которое в прошлой жизни еще только садилась просматривать утренние заголовки. Как правило, к полудню я была уже пьяна, к двум часам дня мучилась похмельем, а около четырех часов пополудни глубоко сожалела о проглоченном на обед бургере.
Оказалось, что в Нью-Йорке пьют гораздо больше, чем я могла себе представить. В любое время дня, в любой день недели я могла присоединиться к какой-нибудь группе мужчин в костюмах и отправиться с ними – слегка пошатываясь и с фиолетовыми от вина зубами – пробовать городские винные новинки. По совету одного юного сомелье, которому тоже приходилось искать самые дешевые методы обучения, я стала использовать эти дегустации для знакомства с характерной ароматикой каждого из «благородных» (самых распространенных) сортов винограда. На одной неделе я не пила ничего, кроме совиньон-блан – из Сансера (Франция), из Мальборо (Новая Зеландия), из долины Санта-Йнез (США), из Маргарет-Ривер (Австралия), – пока нос и рот не запомнили его травянистые нотки с оттенком лаймового лимонада. На другой неделе я дегустировала исключительно гевюрцтраминер. Затем темпранильо, и так далее по списку. Полностью сосредоточившись на одном сорте, я пыталась прочувствовать его ключевые характерные особенности (скажем, мясистость мерло) и проследить, как варьируются его нюансы в зависимости от региона и климатических условий выращивания винограда.
Каждый четверг после бесплатных возлияний у дистрибьюторов я возвращалась нетвердой походкой в LApicio ради еще одного раунда дегустаций вместе с Джо. На протяжении трех часов кряду он принимал торговых представителей, вереницей тянувшихся к нему со своими бутылками. Зная, что Джо любит вино с историей, дистрибьюторы козыряли невероятными легендами об очередной винодельне, появившейся в их портфолио: «Она была основана пять поколений назад, правнучка основателя дала вторую жизнь семейному бизнесу…», «Виноградники сплошь усыпаны развалинами древнеримских построек, а на этом высоком холме стоял летний домик Юлия Цезаря…», «На этой винодельне живет необычный ослик, он помогает лечить детей с особенностями развития…», «Телевизионщики сняли целый фильм о том, как владелец этой винодельни отбывал срок на исправительных работах…».
И все же я пила недостаточно. Слепая дегустация, во время которой сомелье натаскивали друг друга по профессиональным навыкам, была моим реальным шансом научиться быстро распознавать разные вкусы. Эти люди могли оценить мою технику дегустации и обучить основам. К тому же экономия: покупаешь только одну бутылку, а пробуешь сразу от шести до двенадцати образцов вина. К тому моменту мне удалось затесаться в две группы. По пятницам я встречалась с такими же новичками, по средам – с опытными сомелье. Они предпочитали дегустировать в утреннее время, когда рецепторы наиболее чувствительны и еще не успели устать. Кроме того, большинство участников группы работало в ночную смену, поэтому каждую среду в десять часов утра мы собирались в квартире одной сомелье в Куинсе со своими бутылками. Этикетку полагалось закрывать, для чего бутылки оборачивали фольгой или засовывали в длинный носок. Наша хозяйка жила в небольшой квартирке, стиль оформления которой она сама определила как «винный шик». В углу стояла высокая бутыль с пробками, у одной стены от пола до потолка возвышался винный холодильник, на журнальном столике вместо легкого чтива обитали энциклопедии о вине, а стены, выкрашенные в глубокий красный оттенок сира, украшали вставленные в рамки этикетки от винных бутылок. Начинали обычно с новостей и сплетен: «Вчера была в ресторане, там официант так ужасно декантировал вино, кошмар!» Ближе к концу мысли все больше стремились к теме еды – перед дегустацией никто не завтракал – и начинались споры о том, чем лучше всего запивать эти залежалые чипсы.
На первой же слепой дегустации с профессионалами я получила домашнее задание. Шла я туда с твердым намерением научиться раскладывать букет вина на составляющие. Судя по всему, для моего уровня подготовки цель была слишком смелой.
– Сначала ты должна научиться сплевывать, – посоветовала серьезная девушка по имени Меган, понаблюдав за моими пассами вокруг бокала.
Оказывается, это целое искусство! А я-то нависала над плевательницей, как над умывальником, и спускала туда все набранное в рот вино, словно воду после чистки зубов. Мне объяснили, как нужно сплевывать: выпустить вино короткой мощной струей через плотно сжатые губы. А еще показали метод «двойного оплевывания» – в две короткие струи. Так алкоголь точно не попадал в горло, и самое минимальное его количество абсорбировалось через слизистую ротовой полости. В первый раз, когда я попробовала проделать все эти хитрые манипуляции, брызги из общей плевательницы полетели мне на щеки и лоб.
