Соро толкнул неприметную среди скал, обитую железом дверь.
И я увидела просторное, ярко освещенное помещение, которое использовалось как лаборатория или же как морозильник. Изморозь покрывала все колбы, роторные трубки и столы. Шкафы у стен и вовсе были захвачены льдом, от которого вниз ссыпались мелкие снежинки. Пол медленно и верно расписывал мороз, на потолке нарастали сосульки, в центре холодной идиллии за смотровым столом сидел горячий-горячий парень. Младший принц, одетый лишь в белые брюки и микроскоп-очки, увлеченно ковырялся в разработке поднебесных и выглядел при этом крайне притягательно.
Капли с влажных волос стекали вниз по бритому затылку, оставляя блестящую дорожку на широких плечах, которые раньше и близко не угадывались под тканью костюмов, скатывались на мощные плиты груди, вниз по явно каменному прессу, разделенному на четырнадцать квадратов, стремились под кромку интригующе расстегнутых брюк. К моей досаде, Орран был в белье, так что дальнейшего продвижения капель я не увидела, зато высоко оценила руки младшего Высочества. Рельеф прокачанных мускулов, извилистый рисунок вздувшихся вен и жилы, проявляющиеся при каждом движении. Это были красивые руки с широкими ладонями и длинными пальцами, которые, нежно сжав пинцет и микросверло, что-то отвинчивали в останках шмеля.
Смотрелось потрясающе!
— Хм, леди Каволлада? — вдруг позвали кого-то неизвестного. — Лилли… — А эту леди звали, как меня, причем звали очень даже громко. — Гадина?! — рявкнули в самое ухо, и я очнулась.
Можно было возмутиться, можно было обидеться, но я избрала лучший путь — устыдить негодяя.
— А где, собственно, пятно?
— Так вы его искали? — изумился Соро, словно мой осмотр мог иметь исключительно эстетический характер. А вот и не исключительно.
Не удостоила его ответом, подступила ближе к принцу, коснулась обжигающе горячего плеча. Орран раскалился, как печка. И это пугало не на шутку.
— Ваше Высочество, оторвитесь на минутку, дайте взглянуть на ваши ладони, — потребовала я.
— Секунду, — последовал короткий ответ.
Что-то под пинцетом щелкнуло. В следующее мгновение вверх ударила тонкая струйка маслянистой жидкости, а шмель без посторонней помощи собрался воедино. Оттолкнувшись от стола, перевернулся на брюхо, расправил крылья и поднялся в воздух.
— Соро, лови!
Движение руки, и тонкая струйка собралась в переливающийся бликами черный шарик, а золотая игрушка рассыпалась на составные части.
— Видели? Он сам собирается, как я и говорил! — победно хмыкнул Орран. Вскочил, сорвал с лица и отбросил на стол микроскоп, который так же был пойман магией главнокомандующего и аккуратно перенесен на другой стол, под малую защитную сферу. После чего принц резко обернулся ко мне.
— Лилли, представляешь, меня обвинили в безалаберности. Будто бы я палец поранил. А это не я, это мне, — победно заявил он и гордо выпрямился. Наполнил широкую грудь морозным воздухом, тряхнул головой, разбрызгав прозрачные капли, и вдруг шагнул ближе. — Ну как, нравлюсь?
— Ладони, — потребовала я, продолжая неотрывно смотреть на руки принца. Красив, стервец, но мне совсем не нравится, как с него течет, в прямом смысле слова. Капли воды уже не достигали лепного пресса, а испарялись на уровне сердца.
— А так? — Он двинул бедрами, и расстегнутые брюки медленно поползли вниз.
Оценить белье Высочества мне не позволили. Уверенная рука остановила их падение. Объявившийся рядом Соро тихо рыкнул:
— Прекрати! Мы дали тебе время на работу со шмелем. Теперь дай поработать нам.
— Согласен. Хватит паясничать, Орран! — прозвучал голос советника Волля, и я вздрогнула от его хрипа. Оглянулась.
Королевский Блик был здесь. Впечатанный в лед между шкафами у входной двери! А рядом с ним в неестественных позах застыли барон Нигье и принц-вояка Дарг, которых я в упор не видела, когда вошла.
— Доброй ночи, — поздоровались они.
— Что это?! Как вы…? — воскликнула я, переводя взгляд с Соро на композицию из замерзших первых лиц королевства.
— Это я, — несколько смущенно признался принц, — они мне мешали. Говорили, что нужно поостыть. И я дал им охладиться.
Он отступил к столу, сдвинул в сторону верхнюю пластину с сотней выгравированных рун и нажал на одну из них. В лаборатории стало в разы жарче, а мне в разы холодней. Спрашивать о том, что было бы, прояви я больше упорства, не хотелось. Собственно, приближаться к принцу тоже не хотелось, но я справилась. Решительно подошла, посадила Высочество на стул и взяла его ладони в свои. Беглый осмотр привел меня в легкое недоумение. От подушечки безымянного пальца левой руки вниз по фаланге тянулась тонюсенькая черная линия, на ладони она распустилась круглым, почти симметричным узором переплетающихся лиан и протянулась дальше, к сгибу локтя.
Потерла рисунок, отметила, что он не бледнеет и не краснеет при нажатии на кожу, не разрастается и не вызывает болезненных ощущений у принца. Он просто есть.
— Это метадея, утерянное растение из подземелья темных эльфов. Использовалось для нанесения татуировок… Не ядовито, закрепляется в темноте, вытравливается интенсивным светом в течение двух-трех недель. Повышенная температура тела — это стандартная реакция на вытравливание. Оррана можно было не охлаждать. — В ярко освещенной лаборатории раздалось разом четыре вздоха облегчения. Я подняла на глупого мальчишку взгляд, заметила, как дернулся уголок его губ, и пришла к неутешительному выводу: — Ты это знал.
— Мы наконец-то на «ты», — улыбнулся он и схлопотал по шее. Не сильно, но, надеюсь, обидно.
А потом получил еще раз, только уже слева от собственного брата. Принц-вояка вырвался изо льда и теперь пылал желанием разбить кое-кому лицо, судя по взгляду, до кровавого месива. Нигье ограничился тихим поминанием Грыса. Соро, как в прямом, так и в переносном смысле отошел от греха подальше. Волль, судя по поджатым губам, хотел сказать многое, но силой воли сдержался. Он сбросил с себя ледяные осколки, помог освободиться барону Нигье из холодного плена и медленно пошел на младшее Высочество.
Я помню, как на меня так же шел Соро, и кровь стыла в жилах. Но вот он Волль, Королевский Блик. Лысый, бровастый, хрипящий простуженным голосом, одетый в пижаму и халат, на вид абсолютно не опасный. Но отчего-то все волоски на моем теле встали дыбом, и каждое слово посылает по коже морозную россыпь мурашек.
— Тебя пометили, Орран. Поднебесные эльфы ищут экстраординатов по всему миру. В артефакторах они особенно заинтересованы. — С этими словами он толкнул магическую сферу с маслянистой жидкостью, что вырвалась из шмеля. И она засветилась рунами призыва, как на договоре Рашса, который меня совсем недавно чуть не заставили подписать. То есть эта жидкость работает как дымчатые лианы, те самые, что вырвали Ирвинию из объятий советника на балу. Или, правильнее сказать, «после бала», когда Волль желал приобщиться к прекрасному, но прекрасное исчезло из рук.
