Глен Ногоро!
Это же был тот самый красавчик, что, чарующе улыбаясь с газетных страниц, пленил мое сердце, заставил сбежать из дома и поступить в «грифоны». Да только услышав его имя, представив, как после практики меня перед ним похвалят, я была готова лезть на горы, нырять в океаны, спускаться в жерла вулканов и травить врагов, хотя посылали нас с вполне мирной миссией. Нужно было через подземелье попасть в деревеньку оборотней, получить инструкции от капитана отряда Осена Нигье и два месяца незамеченными провести на территории двуликих.
На их счастье и на нашу беду неожиданно вспыхнувший дипломатический скандал между Ареном и Греном перекрыл границы подземелья, в которое мы только-только спустились. В тот час Лир на правах старшего лейтенанта нес карту и кристалл связи, Росса и Диз проверяли чистоту пути, Грэм и Изма заметали следы, я мечтала о подвигах и постоянно спотыкалась. Но даже сквозь грезы услышала, как связь с капитаном неожиданно оборвалась, напутственные слова «Не теряйте друг друга…» были последними из долетевших. Минуту спустя нас окружил приграничный эльфийский патруль с кортиками наголо и приказом сдаться. Разрешение на короткий переход никого не вразумило, а предъявленные значки граждан Грена лишь усугубили ситуацию, превратив нас из путешественников в лазутчиков.
После трех дней заключения и допросов сутки напролет нас выдворили во враждебно настроенный город без денег, кристаллов связи и каких-либо объяснений. Сказали только, что к границе идти глупо, нас на поверхность не пропустят, да и вряд ли мы дойдем. Хотелось бы поспорить, но десяток тычков от горожан и первый плевок, прилетевший в Россу, лишил нас шанса на побег. Умывшись, и без того раздраженный лейтенант послал к демонам предостережения Лира и врезал обидчику. Затем его друзьям. И друзьям друзей, что прибежали на крики. Завязалась драка, в ходе которой эльфы получили несопоставимые с жизнью переломы, а некромант — свежий материал для работы. Собственно, нас и повязали, когда Грэм и Изма зачищали место стычки, Лир пытался угомонить Россу, а Диз вернуть ушедших за край.
Очередной допрос оказался куда короче прежнего. На свободе осталась только я.
Замерзшая в подземной промозглости, уставшая, голодная, одна-одинешенька, одолеваемая вопросом «Счастье ли, что, заглянув в мои лучистые глаза, следователи приписали метание дротиков Изме и Грэму, а не мне?» Вопрос был насущным, и чем дольше я ходила, тем насущнее он становился. Ни приютить меня, ни покормить, ни взять внаем ни в этом городке, ни в близлежащих деревнях никто не согласился, не говоря уже о том, чтобы подвезти к посольству в столице или объяснить, отчего все смотрят волком. Спустя сутки блужданий я пришла к выводу, что остроухие следователи меня не отпустили, а выбросили. И сделали это, точно зная, что вернусь либо с повинной, либо в наручниках за разбой и воровство, потому что иных способов пропитания попросту не было.
Подземелье — не поверхность. Каждый клочок земли кому-то да принадлежит, каждое дерево кем-то да выращено, про живность, вообще, молчу. Нет живности, есть злобность, в основе своей плотоядная. И против нее у меня ни яда, ни сонного, ни парализующего. Плохо помню, как прожила еще два дня, просто в какой-то момент я увидела себя возле придорожной таверны. Заметила, а затем и ощутила, как толкнула дверь, как вошла в жарко натопленное помещение, где одуряюще пахло домашним рагу, копченым мясом и разносолом. Мне было плевать на моментально скривившихся подавальщиц, на рык здоровяка, со счетами стоящего за стойкой, на брезгливых остроухих, вскочивших с мест. Я видела цель. Шла к ней. Намеревалась уничтожить. И пусть затем меня посадят, главное — я наконец-то поем.
Под руку подвернулась чья-то ложка, затем чужая салфетка для вытирания рук, ломоть хлеба и стул с небрежно наброшенным сюртуком служителя закона. Какого именно — не глянула даже мельком. Развернула стул ногой, плюхнулась на сиденье и, не обращая внимания на тихий хмык у самого уха, подтянула тарелку к себе. Занесла ложку над рагу с благоговением и слепой надеждой, что это не сон, навеянный голодом.
Реальность оказалась хуже сна — обладатель длинных рук и непомерной наглости рискнул меня обокрасть.
— Простите, девушка, но это мое…
— …было когда-то. — Ухватила тарелку крепче, не давая ее сдвинуть с места.
— Я заплатил!
— Сочтемся потом.
— А если цена будет высокой? Поставишь жизнь на кон?
— Легко!
— А верится с трудом, — ответили глухо и попытались лишить меня ложки. Я не дала, чем разозлила владельца обеда. — Послушай, малышка, в другое время я бы разделил с тобою все. И еду, и кров, и постель. — Нехилый намек. — Но здесь и сейчас оставь рагу мне.
— Обойдетесь…
— Оно отравлено! — прозвучало тихо и грозно, однако голод не тетка. К тому же я не простой ядовед.
— Стой!
Зря останавливал. Первая ложка была восхитительной. Вторая и третья божественны, остальные не помню, но съела я и грибную запеканку, и мясо, и салат, и булочки к чаю. Очнулась, когда посуда на столе оказалась пуста, а мой сотрапезник бледен, как мел.
— И как зовут тебя, сумасшедшая дева? — спросил он.
В его руках подрагивал бланк на передачу тела. В Подземелье не хоронят, а распыляют над долиной грибов, и только приезжих эльфы отпускают на захоронение домой. Хороший билет наверх, жаль, моя группа сидит в заточении.
— Я — Лиллиан Горэ, гражданка Грена и первокурсница не особо знаменитой Академии. — Правильнее сказать — засекреченной, но к чему детали? — А вы?..
После сытной еды даже привкус снулого граба не мог унять моей улыбки. Я пребывала в прекрасном настроении, чувствуя сытую тяжесть в желудке и легкое покалывание в области сердца — эффект от противоядия на зеленые ядовиты с поверхности. Хорошо, что эльф не использовал подземные яды, тогда мне бы хуже пришлось. Впрочем, он думал иначе и, судя по взгляду, уже меня хоронил. Откуда в нем столько неверия, стало понятно, едва печень отозвалась пульсацией. То есть помимо зеленых ядовитов в еде были и синие из морских глубин. Когда же дышать стало тяжело от белых ядовитов, коими славится Поднебесье, я присмотрелась к «сотрапезнику».
Ушастый, как все эльфы, медноволосый, с виду молодой, но взгляд какой-то мутный. Цвет радужки глаз болотный и больной, смуглая кожа отливает серым оттенком. Вполне красавец и сложен вроде хорошо. Если бы не горбился, рассмотрела бы лучше. Правая рука без брачного браслета, а в левом ухе целых три кольца. Иными словами, в невестах девиц было много, но что-то ни одна в супруги не пошла. Одет без изысков. Простая рубашка, жилет с тонкой броней, добротный пояс, кортик на боку, штаны с потайными карманами, сапоги на жесткой подошве, сюртук. Последний был ближе всего, так что я, сняв его со стула, в деталях рассмотрела закрепленный на лацкане крохотный значок с изображением крота.
