Повезло, девчонка оказалась из простых и в меру милосердных. Она помогла мне вынести чемодан за пределы калитки, беззлобно пожаловалась на свою жизнь и только после пожелала кому-то лысому издохнуть в муках. Им оказался богатый высокопоставленный холостяк, не пожелавший поднять горничной зарплату… за — как она выразилась — особые услуги. Что скрывалось под «особыми» — не призналась, но отомстить пожелала с размахом.
— А можно его каким-нибудь ядом отравить, чтобы он долго мучился? — поинтересовалась прелесть ангельского вида.
— Нельзя. За такое казнят.
— Болезнь наслать? Почесуху или болотную хворь?
— Пожизненно посадят.
— А можно, чтобы он ногу сломал?
— Тебе сломают две.
— Руку, ключицу, нос? — Она задумалась. Почесала макушку под шляпкой, посмотрела на горизонт. — Нет, нос не надо, Греф и без того свистит во сне. — Глянула на меня, смутилась и вдруг прозрела: — Давай лишим его силы. Мужской! Пусть думает, что без меня ему больше ни с кем и никогда… не будет счастья.
И как тут унять девичью кровожадность и не подставить себя? «Псы» короля на то и псы, чтобы все разнюхать, виновных и сопричастных наказать. Они обучаются вместе с «лисами» и «грифонами» — агентами внутренней и внешней разведки. Я, как бывший «грифенок», хорошо помнила их методики и не удивлялась, что гильдия Крыс сотрудничает с «псами» на вольных основах. Ищеек злить нельзя.
— Может, лишишь его сна? Это неподсудное дело. — И провернуть его она может сама. Я проказливо улыбнулась, махнула рукой на забор. — Видишь широкие такие… лопухи, вон те, с красными прожилками? Если натереть ими месячный запас постельного белья или туалетной бумаги, о сне мужик надолго забудет.
— И все? — с сомнением переспросила она.
— Все. Только приходи за ними ночью.
Меня послушались, поблагодарили, вручив разноцветный леденец на палочке, и сбежали, чтобы хозяйка сада не увидела мстительницу.
Торчащие из ограды листья карликового борщевика я срезала сама, аккуратно, чтобы кислота по прожилкам ушла к корням и мелкие колючки сохранили способность вызывать раздражение. Положила их близ калитки, закрыла дом, посмотрела, как зачарованный круг замыкает охранный контур над садом, и села на чемодан. Ожидание свиты затягивалось. Хотя по времени они уже должны были появиться на горизонте стремительно приближающимся пылевым пятном. Или медленно приближающимся пылевым пятном, в зависимости от вида транспорта. А их все нет и нет. Я печально вздохнула, покосилась на заросли малины, радовавшие меня кусты жасмина, на бутоны роз, нежные листья гортензий и краем глаз заметила приближающуюся со стороны дома крылатую тень.
Только не это!
Соро мстил, как бессердечная сволочь, которой доложили о моей скрытой фобии.
В нашем дружественном Грене есть драконовские законы, драконовские налоги и драконовские ящеры. Самые отвратительные существа нашего мира. От славных предков драконов в них остались разве что красные крылья и рога, в остальном это были хищные и невероятно тупые твари с узкими мордами, длинными телами, двумя парами лап и хвостом, способным оставлять рваные шрамы. У меня таких шрамов три.
Первый из детства. Я спасла невинную ящерку от братцев, она до сих пор является мне в страшных снах и пытается глотку перегрызть. Второй со времен академии, когда нас учили разными видами транспорта управлять, в том числе крылатым. Моего скакуна кто-то в шутку не покормил, он решил съесть меня. Третий — страшно вспомнить — со времен замужества. До родов меня неоднократно пытались выкрасть и отравить, а после хладнокровно столкнули с воздушной ладьи. Хорошо помню свою последнюю мысль: «А я-то думала, отчего такой шикарный эльф — и один…» Меня ловила охрана на ящерах, невесть как оказавшаяся без сетей и магических пут, поэтому в ход шли зубы крылатых, их хвосты и лапы…
Так что со времен последнего случая я панически боюсь драконовских тварей и высоты.
Поэтому еще до того, как на землю с ящеров спустились два моих конвоира, я спрыгнула с чемодана, подтянула штаны и поспешила скрыться. Плевать на вещи, все самое ценное я всегда держу при себе. А что до договоренностей — в столицу доберусь сама. Нужно только дойти до города, взять билет на разбитый дилижанс до пристани, дождаться парома, пересечь пролив, а затем на перекладных… через неделю доеду. Как раз к началу слета. Да, я убегаю, но не от него, а к нему!
Позади меня уже раздался звон купола, сообщающий о пересечении частных границ, затем емкое ругательство на голову собственницы и вопрос:
— Эй, девочка, ты не видела владелицу сада?
— Не…
— Она должна быть здесь, вот чемодан, — продолжил все тот же голос. — И над садом уже купол стоит.
— Хорошая защита, — заметил второй. Еще бы! Работа поднебесных эльфов, эти снобы плохо работать не умеют.
Я почти свернула за угол своих угодий, когда второй с усмешкой заметил:
— Теперь понятно, почему главнокомандующий мне опознаватель всучил.
Щелчок металлической крышки о корпус, тихая вибрация рун и противнейший писк обнаружения.
— Он предположил, что мы не сможем ее узнать? — вопросил первый.
— Или же она предпочтет не узнать нас.
Предусмотрительный гад этот Соро! Даже зависть берет. Я сорвалась на бег в попытке уйти из зоны действия и не слышать задумчивого: «А стрелка указывает на ребенка».
— Хочешь сказать — это была она?!
— По всему выходит, что да.
— Лиллиан!
Я была схвачена быстрее, чем добежала до конца своих угодий. Добрые конвоиры не дали мне упасть лицом в колючий песок, но и высказаться против полета тоже не дали. Налепили на рот ленту-липучку, запихнули в спальный мешок с капюшоном, который затягивался на шее и был мне велик, пристегнули к сиденью пассажира, взмыли вверх. Вверх… Пожри их демоны!
Попытка спрыгнуть не увенчалась успехом, я сумела сквозь мешок расстегнуть первый ремень, выскользнула из-под второго и застряла в третьем, бессильно перегнувшись через край седла. Так что за процессом отдаления земли проследила во всех головокружительных и сердцеостанавливающих подробностях. От потери сознания меня спас лишь черный пушистый хвостик, выглядывающий из-под куста малины, и мысль о том, что арбалет я перед отъездом отключила. И страх перед высотой и чешуйчатым скакуном отступил под натиском злобы.
— Там кролик! — завопила я, плечом содрав липучку с губ. Сдирать было больно, вопить неудобно, но меня все равно услышали.
