Слегка обалдевшие мужчины взглядом проводили этот живой тайфун, после чего маркиз все-таки пригласил Жана в свой кабинет.
Наверное, кабинет тоже удивился. Чтобы хозяин не просто привел сюда простолюдина, но предложил сесть в кресло и сам!!! налил ему вина.
— Должен признаться, я в растерянности, — начал беседу де Фронсак. — О побеге виконтессы де Ри шумит весь Париж! Господи, какие только слухи до меня не доходили! Самый последний — бедняжку околдовали оборотни, завлекли в лес и съели. Уверяю, это было рассказано без тени улыбки.
— Ради Бога, Ваша Светлость, давайте этим и ограничимся! Не надо меня пугать — я слишком впечатлительный, еще и заснуть не смогу.
— Спать молодожену — есть грех против природы. Но, действительно, давайте к делу. Господин епископ желает видеть тебя сразу по прибытии в Париж. Так что я сейчас к нему, а вечером будь готов к визиту! — и умчался, оставив собеседника в полнейшей растерянности.
Просто прекрасно! И чего теперь ждать? Плюшек и печенек? Или, как обычно, проблем? Раньше это беспокоило не сильно, а теперь есть жена. Любимая. Столько лет с этой егозой не виделись, женился, считай, по приказу, но ведь влюбился же! Как мальчишка. И это не дурман безбабия, не наваждение, а простое понимание, что рядом родной человек, который верит тебе, как Богу. И который должен быть счастлив, и именно с тобой. Которого нельзя оставить, не потому что, а просто нельзя, и все.
Если бы не жена, можно было бы поиграть, посмеяться над тем, как будут сильные мира сего выкручиваться, когда на их глазах, вдруг, непременно вдруг, возникнет из небытия Черный Барон. Дальше прятаться нет смысла, так почему бы не устроить из возвращения шоу?
Да потому что реакция властителей не всегда предсказуема. А кто тебе разрешал рисковать счастьем жены?
Потому и отправился Жан к Транкавелю, оставив Сусанну под опекой взбалмошной, но добродушной Мили. У виконта провел больше часа, рассказав ему как скорбные вести, так и радостные — о своей женитьбе, предстоящих свадьбах юных баронесс и вступлении в наследство Гастона. Последний вопрос был самым сложным. Во всем мире лишь Транкавель знал, почему владетельным бароном ни при каких обстоятельствах не должен стать Жан.
— Значит, возвращаешься? Считаешь, де ла Гер перестал быть опасен? — подвел итог долгой беседы Транкавель.
— После эскапад его дочери? Да он сам меня защищать станет. Не дай Бог кто узнает о ее похождениях! С другой стороны, на Ажана объявил охоту сам Император. Устраивать облаву на известного человека — сложнее, больше шансов нарваться на международный скандал. Только бы мое воскрешение не поставило в неловкое положение Его Величество и дю Шилле. Поможешь?
— С епископом — нет, выкручивайся сам, ну да там тебя де Фронсак прикроет. А вот во дворце — да, сделаю. Ох и интересную ты мне задачку задал! — с улыбкой подмигнул виконт. — В общем, делаем так…
Когда Жан вернулся в дом де Фронсака, там разгорался семейный скандал. Маркиз умудрялся одновременно ругаться и на слуг, и на жену с дочерью, и на демонов Преисподней. Последним доставалось больше всех. Только Сусанна избежала вельможного гнева, получив лишь порцию взглядов упрекающих, но, по крайней мере, не обвиняющих.
Пришлось вступиться.
— Ваша Светлость, ради Бога, позвольте принять Ваше возмущение лично! Уверяю, виноват во всем один я, но у меня имеются смягчающие обстоятельства.
— Какие, к демонам, обстоятельства, если нас Его Преосвященство дожидается! А, приоделся. Это правильно, но все равно тебя не оправдывает, — чуть мягче отреагировал маркиз. — И лучше сейчас молчи, целее будешь. Бегом в карету, и слушай внимательно, не дай Бог чего перепутаешь!
Всю дорогу до дворца, в котором с недавних пор обосновался епископ дю Шилле, который, как считалось, со дня на день должен был возглавить правительство Галлии, де Фронсак читал лекцию о том, как себя вести и, главное, как отвечать на вопросы.
Амьенская история, в которой контрразведка Галлии умудрилась схлестнуться с контрразведкой графа, прояснилась и сошла на нет. Не поняли господа друг друга, что делать, бывает и такое. Жалко, конечно, погибших, но назад уже дело не воротишь. Так помянем же их добрым словом и жаркой молитвой, аминь.
— Ты, лейтенант, только не вздумай наших людей грязью поливать. Никаких кровавых подробностей! Думаю, тебе с ними еще поработать придется, — продолжил инструктаж маркиз. — Ты там, кстати, морду никому из них не набил? Нет? Люди графа оторвались? Ну и хорошо, можно сказать — отлично! Да молчи ты, слушай, что я говорю, — пресек де Фронсак попытку Жана объяснить ситуацию.
Лишь перед самым входом в кабинет епископа появилась возможность что-то сказать. Но времени было мало, а народу вокруг — много, потому лишь шепнул:
— Ваша Светлость, секунду. Вы должны это узнать…
— Капитан де Фронсак! — выкрикнул в этот момент секретарь, приглашая на прием.
«Господи, помоги!» — в ожидании предстоящего скандала подумал Жан, входя вслед за маркизом в открывшуюся дверь.
Кабинет епископа дю Шилле был великолепен. Такой утонченной роскоши в этом мире Жан еще не видел. Борис Воронин, тот да, бывал и Лувре, и в Эрмитаже, и в Летнем дворце, вот ему было с чем сравнить. Все же остальные должны были, затаив дыхание, поражаться мастерству художников, создавших это великолепие.
Дю Шилле без сомнения ожидал именно такой реакции, даже сделал паузу, давая новому гостю прочувствовать величие момента. И явно был разочарован, увидев строгое воинское приветствие и готовность к немедленному началу разговора. С другой стороны, неуч и солдафон, что еще от такого ждать?
— Проходите, де Фронсак, присаживайтесь. С Вами, как я понимаю, полицейский, о котором мне столько рассказывали? Присаживайтесь и Вы, молодой человек. Присаживайтесь и оцените — Вы первый полицейский, вошедший в этот кабинет. Осталось немного — стать первым полицейским, который отсюда выйдет.
Это было сказано мирным, даже кротким голосом, но у Жана от страха похолодела спина. Похоже, этот добрый дядюшка запросто может и не выпустить. А что ему? Щелкнет пальцами, и все. Был Ажан — нет Ажана. Никто и не почешется. Да еще и де Фронсаку о себе не рассказал. Политес держал, видите ли. Идиот! Теперь выкручивайся.
— Итак, друг мой, я хотел бы услышать о том, что случилось с бедным бароном де… — епископ бросил взгляд на лежащий перед ним лист бумаги, де Витре. Прошу Вас, приступайте.
В этот момент над столом возникло прозрачное голубоватое облако, быстро окутавшее посетителей. Заклятие Правды. Под ним нельзя врать, не получится. Можно отказаться говорить, можно сказать лишь часть правды, но произнести ложь не получится. У любого другого, но и Жану нечего было утаивать.
Рассказ занял минут двадцать. Обстоятельно, но без излишних подробностей, явно неинтересных будущему премьер-министру. А что, он в играх не участник, ему скрывать нечего.
Выслушав, дю Шилле отодвинул один лист бумаги и взял в руки другой, весь исписанный аккуратным почерком. Жаль, что именно написано, разглядеть не удалось.
