— Арестовали?..
— Не совсем так. Но для них это еще хуже ареста.
— Когда будут хоронить Свету?
— Уже, дочурка. Сожалею, но тебе нельзя было туда. Так надо.
Настя не понимала, на каком она свете. Иногда крушила все вокруг от безумной ярости, чаще плакала. Алина не торопилась с обещанием восстановить ее сим-карту, а отец — отыскать Влада. Изредка в доме появлялся ее крестный. Привозил вкусности, плюшевые игрушки и почему-то называл ее “амазонкой”, восхищался отвагой и смелостью. Даже вскользь обмолвился о том, что такой силы воли нет у его бойцов. Он называл их “ангелами”, и тогда Настя впервые узнала о существовании базы подготовки. Она думала, борцов за справедливость, а не наемных убийц. Даже последние события не могли пошатнуть ее веру в победу добра над злом.
Дни летели. Но зря она ожидала от отца известия о том, что Шахновский понес заслуженное наказание. Крестный обещал, что скоро его закроют, и надолго, а отец все чаще прятал глаза и говорил, что все образуется. Однажды, гуляя в саду, она подслушала разговор папы и Алины. Он навещал отца Светланки, который так и не оправился окончательно после гибели дочери. Впервые она видела папу таким — с поникшими плечами и севшим от боли голосом.
— Максимка, братик, тоже не оправится никак. Плачет, ночью открывает двери — говорит, там сестричка, ей холодно и страшно, впусти ее и согрей…
Железная Алина плакала. А Настя убегала в арочную беседку у фонтана, чтобы дать волю своим рыданиям. Боль выплескивалась вместе со слезами, но так и не уходила — тут же возрождалась снова, щемящая и оглушающая, еще сильнее предыдущей. Тогда она начала понимать, что справедливость не более чем иллюзия. Не грянет кара и не пронзит молния того, кто разрушил ее мир и забрал с собой жизнь ее подруги.
Было настолько плохо, что срабатывал своеобразный блокиратор: реальность отступала, а Насте казалось, что она чувствует Свету рядом. В каждом дуновении ветра, игре солнечных бликов в ряби фонтана, в пении птиц и ароматах догорающего лета. Словно невесомая ладонь касалась ее подрагивающих от рыданий плеч, она чувствовала теплую улыбку подруги. Светик всегда забирала ее боль одним касанием руки. Да, они были обычными девчонками, каждая со своим набором тараканов, жалили иногда друг друга язвительными подколками… но стоило только Насте попасть в беду, она видела настоящего Светлячка: готовую прийти на помощь, защитить ее и согреть лучами искренней дружбы. У Насти именно поэтому была одна единственная подруга — только она всегда чувствовала ее искренность, видела ее настоящую за показательной маской стервы. Как одна любовь встречается раз на миллион, так и крепкая дружба.
Тень погибшей подруги закрывала ее от боли. Приходила во сне, шептала “не бойся”, просила не замыкаться в горе: “Мне там некомфортно, когда ты истязаешь себя. Я обрету покой, когда ты вспомнишь, что тебе есть ради чего жить дальше!”… и с каждым ее появлением душевная боль постепенно утихала. А вместо нее пришло нечто иное. То, чему Настя пока не находила никакого пояснения. Ярость? Ожесточение? Перерождение? Она не принимала себя новую. Она прошла ад средней школы и не стала сукой, а сейчас, похоже, хватило одной роковой ночи.
Настя потеряла счет времени и даже не знала, какое сегодня число.
— Тебе нужно уехать.
Отец был непреклонен, хотя и отводил глаза.
— Поживешь у Марианны, пока я не наведу здесь порядок. Тогда вернешься.
Настя опешила. А потом с несвойственной ей яростью стряхнула со стола почти собранный пазл из восьмисот элементов. Пластиковые составляющие рассыпались по полу, уничтожая картину — девушку-эльфийку с мечом, направленным в лоб орка.
— Что значит уехать, пап? У меня семестр начинается! Тебе понадобятся мои показания, когда ты схватишь Лешку! Я хочу видеть, как эта тварь получит свое! В конце концов, дай мне положить цветы на могилу Светы!
— Настя, это не обсуждается! Через три дня ты сядешь на поезд с пересадкой в столице страны К. Оттуда до Мюнхена полдня пути. Никаких возражений!
— Так, значит. — Настя пнула ногой осколки пазла и сжала кулаки. — Стало быть, все ох*енно-за*бически? Шахновский наказан? Папочка расправился с обидчиком дочери? Или, напомни, нашел Влада?
— Настя, мне не нравится твой тон! Откуда такие выражения? Ты меня расстраиваешь!
— Да? А ты меня убиваешь! Делаешь то, что не довела до конца эта гнида! Ты хоть что-то сделал? Да готова поспорить, ты даже не начинал рыть под Шахновского! Прошла неделя, а он до сих пор не арестован!
— Настя, я тебе уже говорил. Есть некоторые обстоятельства…
— Да ты кормишь меня этими обещаниями изо дня в день! А я ведь даже не знаю, расправился ли ты с тем уродом, который едва меня не изнасиловал! Может, это одна из твоих сказок, которые ты читал мне в детстве? Хреновая сказочка! Бездарно отыграл!
Отец остолбенел. Он не ожидал такого отпора от дочери, которая неделю только плакала и пряталась в своей комнате, изредка сбегая в сад. Появление крестного погасило зарождающийся конфликт.
— Дядя Саша! — Настя изобразила подобие радости при виде его подарка — нового МР-3 плеера, о котором совсем недавно так сильно мечтала, и отбросила его на кровать. — Это правда? Вы ничего не сделали? Шахновский наслаждается жизнью, и всем плевать на то, что его руки по локоть в крови?!
Гуляев держался куда более уверенно. Твердо пообещал, что скоро они прижмут этого урода. А Бензопила и Пожарник давно мертвы.
— Все понятно! — с отчаянием закричала Настя. — Спелись! Ничего не можете сделать! Думаете, я тут совсем умом тронулась и не понимаю, что вы мне лапшу на уши вешаете! Светочка мертва, я едва выжила, а эти трое так и гуляют на свободе! Да кто вы после этого? Или вам дали ох*енную взятку и вы отпустили этих тварей, несмотря на то, что я едва не погибла?
На Гуляева ее отповедь не произвела сильного впечатления. Крестный тепло улыбнулся и потрепал ее по растрепанным волосам.
— Это правда, Настюша. Дим, ты разве ей не сказал? Два твоих обидчика уже в могиле. К сожалению, для того чтобы прижать Шахновского, нам понадобится гораздо больше времени, чем мы предполагали…
— Это только ваши слова. В первый день вы с пеной у рта обещали всех перебить, а на деле разводите пустые разговоры!..
— Тебе бы стало легче, если бы ты увидела их смерть собственными глазами?
— Не сомневайтесь! Но вам же нечего мне показать, потому как вы забили на это дело! Хотите, чтобы я уехала и не мозолила вам тут глаза!
— Дим, покажи ей.
Отец растерялся, а крестный ободряюще сжал плечо Насти.
— Никто не обманывает тебя, крестница. Единственное, что нас обоих от этого удерживает, — тот факт, что это не постановочные съемки, а реальное убийство. Ты еще не пришла в себя, и мы опасаемся за твое моральное состояние. Сомневаемся, готова ли ты это увидеть.
— Отмазки!