Как и она, я позволила себе выскользнуть из седла и повела лошадь к стенам, возвышающимся примерно в восьми метрах надо мной.
Брох.
Я уже видела одно из этих похожих на башни сооружений, когда ехала в машине с Роем, во время обмена учениками. Он рассказал мне, что хотя многие считают, что эти башни строили пикты – одно из древнейших племен, населявших Шотландию, – на самом деле это не так, и брохи гораздо старше.
Натайра провела свою лошадь через узкий вход и скрылась внутри здания, у которого уже не было крыши, а с западной стороны оно уже было разрушено.
Площадь основания башни была огромной, мне она показалась не меньше, чем дом моих родителей в Делавэре. Но из-за метровой толщины двойных наружных стен, которые состояли из сложенных друг на друга камней, внутри оставалось много места, как в большой комнате.
Натайра уже привязала свою лошадь и села на камень, пока я все еще любовалась изумительной архитектурой башни. Она дала мне время осмотреться. Несмотря на то что год назад я была не в восторге от истории, было неописуемо оказаться рядом с таким местом.
Эти сооружения были старше всех замков Шотландии, и я почти могла почувствовать, в каких условиях когда-то здесь жили люди.
– Кто построил это? – спросила я и привязала свои поводья к ручке седла Натайры.
– Древние люди. Разве ты не слышишь эхо криков погибших нападавших, пытавшихся захватить этот брох? Разве ты не чувствуешь надежды людей на то, что это место защитит их? Здесь царят мир и безопасность. Я думала, тебе понравится.
Я удивленно посмотрела на нее. Бледный лунный свет посеребрил ее силуэт, и ее словно подменили. Она была свободна от насилия и в мире с самой собой.
– Ты часто сюда приходишь? – спросила я, присаживаясь на каменный выступ возле нее.
– Нет. Я была в этом месте только один раз. Вместе с Аласдером.
Я подтянула ноги к груди под платьем и прислонилась к стене. Я задавалась вопросом, пытался ли кто-нибудь по-настоящему узнать Натайру. Она казалась мне такой одинокой…
У меня было много причин ненавидеть эту девушку, и я чувствовала это, но вместе с тем я чувствовала и сострадание. Я знала день, когда она умрет, я была свидетелем ее смерти и видела, как одинока она была в последний момент своей жизни. Никто никогда не будет плакать по ней. Никто, кроме Аласдера.
– Он любит тебя, ты это знаешь, не так ли? – осторожно спросила я.
Натайра опустила глаза и поджала губы:
– Любовь – это что-то для дураков. В реальном мире для этого нет места.
– Что же такое реальный мир? Если ты знаешь, то скажи мне, потому что я уже не знаю. Мне здесь не место – я ведь еще даже не родилась! Ты сидишь напротив меня, хотя я видела, как ты умираешь. И человек, который, должно быть, сумасшедший, потому что любит тебя, посылает тебе подарок из того времени, в котором никто из вас никогда не должен был быть. А я сижу с дочерью ведьмы посреди ночи в укромном брохе. Итак, скажи мне, Натайра: что здесь происходит? Как это может быть нашей реальностью?
Я не могла видеть ее лица, но она, видимо, подбирала какие-то мелкие камешки, потому что я слышала, как они сталкиваются друг с другом в ее руках.
– Никогда еще никто не называл меня дочерью ведьмы. Никто, кроме моей покойной мачехи, не знает эту тайну, а иногда и я не хотела в это верить, хотя я знаю, что все так, потому что… – Она подняла руки, и гром прогремел над нами. – Значит, если ты так хорошо меня знаешь, то и остальное правда?
Я кивнула.
– Ты видела, как я умру? Расскажи мне.
Черт, это действительно очень скользкая тема! Что я должна сказать? Что она хотела меня убить, но потом ее застали врасплох, потому что она глупая дрянь? Не думаю, что из этого выйдет что-то хорошее!
– Ты сказала, что у тебя были видения. Разве ты не видела этого?
– Пока я не могу справиться с этими силами. Не могу повлиять на то, что я вижу. Хотя я уже давно почувствовала, что я… изменилась с тех пор, как Ванора… – Она сглотнула. – Только с той ночи я начала прислушиваться к голосу внутри себя. Может быть, когда-нибудь я стану такой же могущественной, как Ванора. А может, и нет. Я знаю только, что необъяснимым образом знала тебя, когда впервые столкнулась с тобой в зале Фингаля. Я понятия не имела, кто ты, но подозревала, что ты можешь быть важной, поэтому больше не выпускала тебя из виду. – Камни в ее руках клацнули. – Росс, дурак, не должен был вмешиваться в эти дела…
Я сглотнула. Росс… О нем и его смерти я совсем не хотела думать.
– Возможно, ты просто не должна знать, как ты умрешь.
– Может быть. Однажды я уже почти умерла… это было… – Она колебалась. – Скажем так, это было плохо. Хочешь знать, почему я не собираюсь тебя убивать?
– Конечно, это было бы неплохим началом. Подозреваю, потому что это… было бы сложно?
Она рассмеялась:
– Легче легкого! Ты в безопасности, потому что мне любопытно. Ветер говорит, что я буду любить. Я хочу знать как?
– И как же я смогу помочь тебе в твоем счастье?
– Ты здесь, надеюсь, этого уже достаточно.
– Я не понимаю.
Натайра подняла кулон, и лунный свет преломился на серебре украшения. Она накрыла его рукой, но я видела, как ее большой палец нежно гладил его.
– Я совершила ошибку. Посмотрим, простит ли меня Аласдер. – Амулет мерцал, когда она крутила его в руках. – Наша любовь была обречена с самого начала, потому что я оказалась достаточно глупа, чтобы позволить себе стать орудием мужчины. Я восхищаюсь тобой, Саманта, потому что ты, кажется, очень уверена в своих решениях. Есть ли хоть что-нибудь, о чем ты сожалеешь?
Я чуть не рассмеялась вслух. Разве я – помимо своей любви к Пейтону – за последние несколько лет сделала хоть одну вещь, о которой не пожалела?
– Я могла бы начать свой список с того, что отправила викария в Буррак, а сама осталась с тобой.
Натайра улыбнулась:
– Как точно. Но это было смелое решение, показывающее мне, что моя судьба полностью в твоих руках. Тем более что твоя жизнь находится в моих. Хорошее соглашение, не находишь?
– Чего ты ждешь от меня? В мое время ты была готова пожертвовать всем, лишь бы проклятие никогда не было разрушено. Как я могу помочь тебе обрести счастье, если ты не хочешь ничего чувствовать? Или ты больше не хочешь терпеть проклятие? Одно только мое присутствие заставляет тебя стать эмоциональной. Так что я уже сейчас ослабляю проклятие. Я могу спасти тебя и Аласдера… и, конечно, Пейтона.
– Ветер так и говорит, но я в это не верю. – Она казалась грустной. Почти как будто сожалела о своих словах. – Всему в жизни свое время. Судьба определяет это. Проклятие Ваноры сильно. Ты можешь его ослабить, но тебе не удастся изменить всю нашу жизнь.
