Надеюсь, Феникс не выкинул его из библиотеки. Я подхожу к концу улицы и выглядываю за угол. Кто-то перебегает с одной стороны на другую. Это может быть кто-то, кто так же глуп, как и я, и все еще шатается по улице ночью. Однако это может быть и злоумышленник. Я слышу, как гремит дверь, и на мгновение луч света падает на брусчатку. Толстая крыса проносится мимо. Где-то позади меня раздается крик. Я шагаю вперед и уже перехожу на бег. Если я не остановлюсь, они меня не поймают. Ночной воздух снова сотрясает женский крик. Его заглушает мужской смех, а по моей спине бегут мурашки. Я знаю, что там происходит. Мужчины устроили охоту. Я ни в коем случае не должна оказаться у них в руках, иначе стану их новой игрушкой. Как же это мерзко. Консилио должен был давно заняться этой проблемой вместо того, чтобы подлизываться к ангелам. Ночью на улицах города творится беззаконие. Я прижимаюсь к теплой стене, а мои ноги становятся мягкими, как пудинг. Дыхание прерывистое. Если мужчины найдут меня, они будут безжалостны. Они сделают со мной все, что пожелают. Это люди, которым нечего терять, потому что у них ничего не осталось. По ночам они вылезают из своих нор. Почему я позволяю себе остановиться? Почему я хожу по городу так поздно? Я ведь знаю правила. Быстрые шаги все ближе ко мне. У меня нет выбора. Мне надо идти дальше и попытаться добраться до другого переулка. К сожалению, я не вижу развилки в темноте. Ночью Венеция превращается в лабиринт из слепых коридоров, разрушенных стен, мостов и ворот. Где же патруль, избранный Консилио? Возможно, патрульные сейчас прохлаждаются в барах и пропивают свою зарплату. Я снова слышу крик, который внезапно обрывается. Они схватили ее. Пытаюсь нащупать свой нож. И опять слышу мужской смех. Их точно много, они бросаются ругательствами, и мне хочется заткнуть уши. Все мое тело покрывается потом. Я должна помочь женщине, ведь я тренированный боец. Но в темноте против кучи мужчин у меня нет никаких шансов. Было бы не смело, а просто неразумно ввязываться в эту драку. Шум мужских голосов доносится из соседнего переулка. Я такая счастливица, что вполне могу нарваться прямо на них. Моя челюсть дергается, когда я стискиваю зубы от беспомощности и злости. Я продолжаю красться на цыпочках. Пытаюсь игнорировать мольбы и крики женщины, стараюсь не представлять себе, что там происходит. Я просто иду дальше, сворачиваю на другую улицу, перехожу мост, а затем еще один. Я дважды оказываюсь в тупике и почти падаю в канал, когда хочу перейти по мосту, который несколько недель назад еще не был разрушен. На самом деле я знаю каждый уголок Венеции, но в панике я совершаю одну ошибку за другой. Я наступаю на свернувшуюся на земле фигуру, чуть не задыхаюсь от неожиданности и только в последний момент отдергиваю ногу от лужи крови у головы лежащего. Мертвые глаза смотрят в небо, на котором сияет луна. Мужчина, вероятно, был убит совсем недавно. Где-то по улице бродят его убийцы – наверняка неподалеку отсюда. Но здесь тихо. Только вода бьется о стены канала. Дует ветер. Я внимательно делаю один шаг за другим, стараясь держаться в тени стены. Пригнувшись к земле, я бегу дальше.
Я почти перестала паниковать и уже надеюсь на то, что вернусь домой в целости и сохранности, как вдруг сзади меня что-то скрипит. Я поворачиваюсь и вытаскиваю свое оружие из-за пояса. Семьяса прислоняется к стене и улыбается мне. От напряжения я не могу дышать. В это мгновение сразу две мысли овладевают моим разумом: я не смогу принести Кассиэлю пенициллин; надеюсь, Феникс позаботится о Стар, а Алессио – о Тициане.
Я слышу еще один знакомый мне звук и поворачиваю голову в сторону, в которую хотела бежать. Порыв ветра спутывает волосы. Конечно. Могла бы и сама догадаться. Там, где Семьяса, там и Люцифер. У меня пересыхает во рту, а волосы на руках встают дыбом.
– Проклятье! – выдавливаю я сквозь сжатые зубы. Я не должна была попадаться ему на глаза, но теперь мы снова стоим друг напротив друга. Ну, вернее, я стою. Он не может раскрыть крылья в переулке полностью, но, несмотря на это, они двигаются туда-сюда и держат его в воздухе в полуметре над землей. Он гневно смотрит на меня сверху вниз.
– Мун? – Он наконец приземляется, складывает свои крылья и подходит ко мне. Его шаги изящны и элегантны, они противоречат жестким линиям его лица. – Что ты тут делаешь? Посреди ночи!
Я могу задать ему тот же вопрос, все-таки это мой город.
– Я гуляла, – объясняю ему я, крепче обхватывая нож. Он замечает это и сочувственно мне улыбается. – И вообще-то сейчас еще не ночь. Солнце село только час назад.
Или два часа. Он ни в коем случае не должен почувствовать мой страх. Это второе правило, которому меня научила мать.
Семьяса позади меня тихо смеется.
– Она та еще штучка, – замечает он. – Стоило бы обрезать ее наглые крылья.
Какая идиотская ангельская метафора. Я прикусываю язык, чтобы не выпустить очередную наглую фразу на волю. Мне стоит опустить взгляд и быть максимально покорной, может быть, хоть тогда они будут со мной не так беспощадны.
– Я всегда думал, что тебе нравятся упрямые женщины, – замечает Люцифер, подходя ко мне поближе. – В отличие от меня.
Что бы они ни хотели, я не дам им этого без боя. Я буду кричать, бороться и топать ногами.
– Эта, к сожалению, не только упрямая, но еще и тощая, – замечает Семьяса.
Я скрещиваю руки на груди.
– А ты еще и требования предъявляешь к женщинам, которых собираешься изнасиловать? – ругаюсь я. – Делайте, что хотите, но я не собираюсь выслушивать ваши оскорбления. – Ну, теперь я точно буду считаться виноватой в том, что со мной произойдет. Надеюсь, они не заметят того, как я трясусь. Я проклятая идиотка. Почему я просто не осталась дома, зачем мне нужно было спасать Кассиэля?
Теперь уже смеется Люцифер. Он поднимает мой подбородок указательным пальцем.
– Что, по-твоему, мы хотим с тобой сделать?
Этот вопрос меня смущает. Я выпрямляюсь. С покорностью явно ничего не получится:
– Мне нужно еще и рассказать тебе обо всем? Ты забыл все за последние десять тысяч лет?
Люцифер стоит так близко, что я вижу гнев, сверкающий в его глазах. Внутри меня все сжимается от страха. Почему я забываю о том, с кем имею дело, когда нахожусь рядом с ним?
Смех Семьясы прерывает наш поединок взглядов.
– Все знают, что вы делаете с женщинами, – добавляю я. Слухи, которые доходят до меня каждый раз, когда я нахожусь на рынке, описывают все в мельчайших подробностях. Может быть, там в переулке были не обычные мужчины, а ангелы?
– Наш отец одарил вас возможностью фантазировать, а не нас. Поведай нам, пожалуйста.
– Мне слишком противно. Вы отпустите меня и мы забудем обо всем?
– Слишком опасно гулять здесь по ночам. Особенно девушке. – Он снова становится серьезным. – Поэтому патрули летают по улицам – Сэм и я.
– Ясно…
Так я им и поверила. Что за очередной идиотский трюк?
– Я отведу тебя домой, – говорит Люцифер, потирая шею, будто он только что объявил о том, что собирается петь песню, стоя на голове. Видимо, мое общество не настолько ему неприятно, как я думала.
