Теперь Кассиэль подкладывает подушку под свою спину так, чтобы удобнее было сидеть, и скрещивает руки на груди.
– Так, Мун де Анджелис. Может, моя спасительница все-таки хочет рассказать мне что-нибудь о себе?
Вообще-то не хочет.
– Вопрос за вопрос, – отвечаю я, и Кассиэль кивает. – Можешь начинать, – щедро разрешаю я, по-турецки садясь на другой край кровати.
Он недолго думает:
– Кто научил тебя так хорошо сражаться?
– Моя мать. Она сама меня тренировала.
– Тренировала? – осторожно спросил он.
Я пожимаю плечами, но ничего ему не отвечаю.
– Теперь моя очередь.
Я ненадолго задумываюсь, прежде чем задать вопрос:
– Каково это, иметь крылья?
– Когда ты умеешь летать, ты свободен, – объясняет он. – Это трудно описать, ветер скользит по твоим перьям, поднимая тебя все выше и выше, поглаживая твое лицо и делая тебя невесомым.
– Немного несправедливо, что у нас нет крыльев, – жалуюсь я, и Кассиэль ухмыляется.
– У тебя есть лучшая подруга?
Странный вопрос для ангела, но довольно безобидный. Я качаю головой.
– Когда-то была, но мы с ней разругались. – Я прикусываю язык, чтобы ненароком не упомянуть Стар: она ведь не только мой близнец, но еще и лучшая подруга.
– Неужели нет шансов, что вы можете помириться с ней?
– Нет. Иногда я думаю, как было хорошо, но прошло уже много лет с тех пор. Она живет совсем другой жизнью.
– Мне очень жаль, – говорит Кассиэль, но не спрашивает, что я имею в виду.
– Тебе не должно быть жаль. У меня есть Тициан и Алессио.
– Не стоит забывать про твоего недруга Феникса.
Я не могу не смеяться.
– В точку. Теперь моя очередь. Есть ли что-то, что ты хотел бы сделать, но не можешь?
– Я хочу плавать, – говорит он так быстро, словно стреляет из пистолета. – Мы с крыльями не можем плавать.
– Серьезно? Я и не знала.
Он наклоняется вперед и легонько бьет меня пальцем по носу.
– Ты ведь не всезнайка. Ты носишь платья хоть иногда?
– Это серьезно твой вопрос?
Он кивает:
– Я всегда вижу тебя только в брюках, свитере и сапогах.
Он обратил на это внимание?
– На арену очень непрактично было бы надевать платье, – говорю я.
– К счастью, она уже уничтожена!
– Брюки, свитеры и… – говорю я, шевеля своими пальцами ног. Когда нам со Стар исполнилось семь лет, мать разрешила нам красить пальцы на ногах лаком. Мы чувствовали себя очень взрослыми. Иногда мне жаль, что я не могу красить ногти сейчас.
– В платье я чувствую себя неуютно, – признаюсь я. – В нем сложно убегать.
– Если бы ты пришла на арену в платье, ни один ангел бы не поднял на тебя руку, потому что ты была бы слишком красива для поединка, – говорит Кассиэль. – Честно.
Он выглядит таким серьезным, что мне становится смешно:
– Лжец.
Кассиэль пожимает плечами и озорно на меня поглядывает:
– Тебе стоило бы попробовать хоть разок. Твой вопрос.
– На скольких вечеринках тебе довелось побывать?
Он некоторое время размышляет:
– Не знаю. На бесчисленном множестве вечеринок. У нас на небесах постоянно праздники, а тебе?
– Ни на одной. Вечеринки сейчас не в моде, знаешь ли. Расскажи мне про ваши тусовки. Вы танцуете?
– Мы танцуем, поем, едим, пьем, пока не упадем на пол.
– Судя по всему, это очень весело. – Я пытаюсь не говорить завистливо.
– Так и есть. Может быть, я однажды возьму тебя с собой во Дворец дожей. Праздники там наверняка тоже весьма неплохи.
– Не думаю, что это возможно, но спасибо за предложение.
Похоже, Кассиэль собирался возразить, но вместо этого он мягко спрашивает:
– Ты всегда такая вредная?
– Конечно, нет. Я сама любезность.
Он смеется:
– Если увижу Феникса еще раз, обязательно спрошу у него об этом.
– Лучше не надо, он ненавидит меня еще больше, чем я его.
Мы еще некоторое время продолжаем игру, пока у нас не заканчиваются вопросы. Все это время он кажется совершенно беззаботным, словно его не вырывали из лап смерти в последний момент.
– У тебя есть что-нибудь поесть? – вдруг спрашивает Кассиэль, и его живот сразу же урчит.
– О, конечно! – Почему я не думала об этом раньше? Мы давали ему только бульон.
Кассиэль садится к Тициану, который только вернулся со школы. Брат смотрит на него с подозрением. Если бы еще неделю назад мне кто-то сказал, что ангел будет сидеть за нашим столом и есть бутерброды с помидорами, я бы высмеяла его. В связи с тем, что рубашка Кассиэля уже не подлежит починке, он демонстрирует нам свою голую грудь. На слегка загорелой коже вырисовываются мышцы, и я пытаюсь не слишком на него пялиться. Больным и лежащим в кровати он выглядел куда менее опасным и не таким мужественным. Тициан осторожно толкает перышко, выпавшее из крыльев Кассиэля, в сторону ангела.
Кассиэль улыбается ему.
– Можешь оставить его себе, – говорит он. – Оно мне больше не понадобится. Новые отрастают. Говорят, что наши перья приносят удачу.
Глаза Тициана округляются.
– Ты уверен?
– Конечно. Но на твоем месте я не стал бы показывать его всем подряд, – серьезно говорит Кассиэль. – Иначе люди могут начать задавать неудобные вопросы.
– Большое спасибо! – Недоверие потихоньку исчезает из взгляда Тициана. Но он не спускает глаз с ангела, когда тот встает со стула, чтобы осмотреть нашу квартиру. Чем быстрее жизненные силы возвращаются к нему, тем более неуверенной я становлюсь: я не знаю, что чувствовать. Полумертвым он казался мне совсем не опасным, но теперь мне понятно, кого я впустила в нашу жизнь.
Я выдыхаю, когда он встает из-за стола. Уже наступил вечер. Ангел проводит рукой по волосам и неуверенно смотрит на меня. Наверняка Кассиэль заметил, какой молчаливой я стала.
– Я, наверное, пойду, – говорит ангел, и вдруг я чувствую вину, потому что он не дал мне ни единого повода вести себя с ним так невежливо. Но я не могу позволить себе заботиться о его чувствах. Все это время Стар не покидает свою комнату.
– Тебя там уже обыскались, – тихо отвечаю я. – Куда ты сейчас пойдешь?
– Я сообщу Михаэлю о том, что я еще жив, – говорит он, – не предавая при этом тебя.
Его взгляд становится таким пристальным, будто он очень хочет, чтобы я ему поверила.
