«Он значит только одно, – негодовал Рон, подходя к воротам храма, – что эти люди простаки и недоумки».
У ворот, приветствуя верующих, стоял священнослужитель, облаченный в белые одежды. Заметив повязки паломников на рукавах Рона и Сэндис, он одобрительно кивнул и повел рукой, приглашая их внутрь.
– Ступайте дальше, друзья мои. Миновав залу, вы увидите маленький дворик. Там вас ждут другие пилигримы. Вы к нам издалека?
Сэндис вскинула голову.
– О да, – поклонился Рон.
Священник довольно улыбнулся. Рон быстро проскользнул мимо него, протащил за собой, как на буксире, Сэндис, но, пройдя половину коридора, отпустил ее руку. Сэндис замедлила шаг и завертела головой, глазея по сторонам. Внутри Рона закопошилась досада. На стенах висели портреты бывших Ангеликов и вышитые на полотне священные изречения, приписываемые первому духовному предводителю, а также панно с лилиями о четырех лепестках, намеренно выписанными с математической точностью, и прочие украшения. Целестиал изображался именно так – либо в образе лилии, либо в виде перекормленного белокожего андрогина в белоснежно-белых одеждах. Бог целезиан был бесполым.
В центре дворика, всколыхнувшего в Роне вихрь воспоминаний, которые он тотчас же отогнал, высилась недавно воздвигнутая статуя Целестиала, округлая и сверкающая. Солнечные лучи, проникавшие сквозь окно на потолке, золотили его мраморную голову. Вокруг статуи около двенадцати пилигримов переминались с ноги на ногу, причем половина из них выглядела так, словно действительно пришла из далекого далека. Земли вокруг промышленно-развитого, многолюдного столичного Дрезберга были пусты и не плодородны: сухи и каменисты летом, занесены снегом зимой. Селились там мало – лишь несколько городков, разбросанных тут и там, да пара торговых факторий. Крупные города – хотя, насколько знал Рон, крупными, по сравнению с Дрезбергом, их можно было назвать с натяжкой – располагались на северном побережье, и в них проживали рыбаки. На юге, где шли обильные дожди и не так свирепствовал холод, находились пастбища и фермерские угодья. Судя по одежде паломников, две трети из них, по мнению Рона, были фермерами, остальные – торговцами.
Один из торговцев склонился к беременной жене, довольно привлекательной, на взгляд Рона, и прошептал:
– Потерпи, милая. Скоро начнется.
Рон отвернулся и сунул руки в карманы.
Замирая от восхищения, к нему приблизилась Сэндис. Поводила вокруг себя затуманенным взглядом и пытливо уставилась на него. Поморгала.
– Что с тобой?
– Ничего. – Он выпрямился, вытащил из карманов руки. – Нам придется ждать до полудня. – Он покосился на ее стоптанные туфли и добавил: – Может, в ящике для пожертвований найдется подходящая для тебя обувка.
– Да я как-нибудь и в этих еще похожу, – беспечно отозвалась Сэндис и пошевелила пальцами ног.
Рон закатил глаза, махнул на нее рукой и поспешил назад в коридор, из которого они только что пришли. «Сюда или?.. А, туда!» Свернув направо, он очутился в тесном проходе, заставленном ящиками с милостивыми дарами богатых бедным. Те, кто и в самом деле мог позволить себе подобное роскошество, несли сюда ношеные вещи, прокисший хлеб и даже деньги, которые потом распределялись среди верующих. «Курам на смех такая благотворительность», – думал Рон. Он называл эти ящики «умывальниками»: священники призывали богатеев-греховодников к покаянию, а те умывали руки, отбояриваясь жалкими и ничего не стоящими подачками. На тебе, Боже, что нам негоже.
Отыскав ящик, наполовину забитый обувью, он принялся за раскопки. Вот туфли с каблуками, обшитыми стразами. И кто же их тут станет носить? Вот несколько пар истертых до дыр ребячьих башмаков. Вот рабочие сапоги, просящие каши.
А вот довольно крепкие мальчишеские ботинки, которые вполне могут ей подойти. Вернувшись в атриум, Рон заметил болтающего с Сэндис парнишку, на три-четыре года младше ее и сантиметров на пять ниже. Сэндис, похоже, ничего не имела против его компании, но Рон ускорил шаг.
– Вот, – сказал он, кидая ботинки к ногам Сэндис, – примерь.
Скользнув по Рону внимательным взглядом, парнишка развернулся и стремглав бросился прочь, к ведущим из собора дверям.
– Кто это? – спросил Рон.
– Не знаю, – пожала плечами Сэндис. – Как только ты ушел, он подбежал ко мне и спросил, откуда я.
Рон нахмурился, прищурился вслед мальчишке. Что-то не видно у него на рукаве паломнической ленты…
– Ты назвала свое имя?
– Нет. – Сэндис потянулась к ботинкам.
Он ждал охов-ахов, негодующих восклицаний, мол, ботинки изношенные и не модные и годятся только для мальчишек-подростков, таких, как тот, что минуту назад умчался отсюда, и что ни одна приличная женщина не станет носить их. Но Сэндис молча, как рыба, скинула свои изящные туфельки, сунула ноги в ботинки и улыбнулась.
– Немного великоваты, но для бега лучше и не сыскать, мне кажется. Спасибо!
Ее благодарность разлилась по телу Рона томительной дрожью, нежно коснулась шеи крыльями мотылька. Он весь передернулся, посмотрел на часы. Как медленно тащится время. Вздохнув, снова засунул руки в карманы, повертел амаринт.
– Спасибо, Рон.
– Ты уже это говорила.
– Я не про то. – Сэндис коснулась его предплечья, и Рон обернулся. Их взгляды встретились. Сэндис потупилась, но руку с его предплечья не убрала. – Спасибо тебе. За все. За то, что мне помогаешь. Я… Не знаю, что бы я без тебя делала.
Рон напрягся, что-то сладкое и тревожное зазнобило внутри. Он вскинул руку, потер шею, Сэндис отняла свою.
– Меня, знаешь ли, в это силком втянули.
– Знаю. И все равно – спасибо.
– Да не за что. Обращайся, если что.
Ее лицо осветилось улыбкой. И Рон ухмыльнулся в ответ.
У двери протяжно зазвенел маленький гонг. Рон вскинул глаза на часы. «Еще полчаса, и…»
«Целестиал и святые угодники! Они же будут нам проповедовать!» От одной мысли об этом у него свело скулы.
Протопресвитер в белой хламиде и белой высокой скуфье поманил паломников к амвону. Глаза Сэндис заблестели от любопытства. Отлично. Значит, притворяться придется только ему одному.
Они стояли позади всех, так что Сэндис приподнялась на носки, чтобы лучше видеть, пока Рон считал на полу плитки, а в храм поспешно входили опоздавшие. Протопресвитер затянул заученную песню про милосердие, чистоту и прочие добродетели, за которые пилигримы, даже прибывшие из Дрезберга, будут непременно вознаграждены. Но вот духовное наставление, показавшееся Рону бесконечным, подошло к концу, протопресвитер отступил в тень, и его место заняли два обычных пресвитера. Они разделили паломников на две группы, и Рон, чтобы не плестись в хвосте, подхватил Сэндис и рьяно устремился вперед. Он ведь не хотел получить пулю в спину.
