Еще одно объяснение, с которым иногда приходится сталкиваться, состоит в том, что отношения в целом улучшаются, когда люди думают, что ты – щедрый человек. Таким образом, пожертвования в пользу голодающего Китая выгодны, так как люди твоего круга в Соединенных Штатах воспринимают это как нечто, свидетельствующее о твоем хорошем характере, и, соответственно, относятся к тебе лучше, чем бы отнеслись в ином случае. Я не сомневаюсь, что подобные вещи действительно имеют место, но нельзя забывать, что ты за это платишь. Если всегда отдавать чуточку меньше, но не настолько, чтобы это бросалось в глаза, то это пойдет тебе на пользу в обоих отношениях: твоя репутация упрочится, а кошелек не пострадает. Итак, на протяжении многих поколений обнаруживается медленное, но верное сокращение таких даров с теми, кто приносит их меньше всего, оставляя больше внуков. Короче говоря, эволюция будет отбирать менее великодушных, щедрых и отзывчивых.
Подытожу все сказанное мною ранее: все это означает, что некоторые наши самые благие устремления постепенно будут устраняться в ходе эволюции. Мое объяснение таково: эти устремления действительно ведут к уменьшению количества потомков своей жертвы в следующем поколении, но увеличивают количество дубликатов конкретного гена, который его вызывает. Это кажется парадоксальным, и я не отрицаю, что так оно и есть, но это лучшее объяснение благотворительности в отношении далеких людей из всех, что известны мне. Если у читателей есть более интересные соображения на этот счет, я надеюсь, что они сообщат мне об этом.
Но, предвосхищая следующую главу, скажу, что большая часть нашей благотворительности осуществляется за счет государства. Если взглянуть на эту часть нашей благотворительности, то всякий раз можно видеть, что приносятся довольно большие дары людям внутри страны, однако уровень таких даров неожиданно резко понижается на государственной границе. Как только покидаешь человека или страну, то вместо постепенного спада возникает некое плато с утесом, а потом – другая равнина, но на гораздо более низком уровне. Это всего лишь приблизительный подход к вышеизложенной теории, но, к сожалению, наши теории действительно редко находятся в полном согласии с природой (Tullock 2002).
7. Богатые
В последних трех главах рассматривались виды экстерналий, воздействие которых мы ощущаем, когда кто-либо еще очень сильно бедствует или страдает либо его постигло иное горе. Конечно, большинство людей действительно наделено таким чувством, и они хотя бы изредка что-то предпринимают для этого. В данной главе мы обратимся к зеркальному отражению этого чувства – тому дискомфорту, который мы можем испытывать, если кто-то имеет слишком много. Например, я мог бы почувствовать, что вы должны дать мне некую часть ваших денег[13].
Трансферты и помощь в рамках какого-либо общества или между обществами могут быть следствием этих обоих видов экстерналий, хотя они, как правило, имеют тенденцию к взаимоисключению. Я могу искренне сожалеть о тех, кто болен, но в то же самое время испытывать желание, чтобы какая-то часть его богатства перешла бы ко мне. Если посмотреть на существующие правительства, можно обнаружить, что они участвуют в обоих видах трансфертов. В одних случаях они будут помогать бедным, а в других – «доить» богатых. Конечно, деньги, взятые у богатых, могут быть использованы для оказания помощи бедным. Во всех случаях мы имеем дело с экстерналией, зависящей от благополучия другого человека.
Помимо того, на то, что мы чувствуем и как сильно это чувствуем, значительное влияние могут оказывать родственные связи или просто расстояние. Я привык проводить эксперименты, когда находился в Тусоне, где большинство сотрудников отделения политических наук были левыми и считали, что мы должны помогать бедным. Я обычно дразнил их, замечая, что Тусон находится всего лишь в ста милях от мексиканской границы и что эта граница – одно из мест в мире, где средний доход менялся наиболее резко. Мне хотелось подчеркнуть, что если они намерены помогать бедным, то бедные в Ногалесе были беднее и ближе, чем бедные в гетто Нью-Йорка. Я привел следующий пример, чем уязвил их: бедная женщина из Ногалеса, которой нечем кормить своих детей, привлекла больше моих симпатий, чем бедолага в Нью-Йорке, у которой не было цветного телевизора.
Было очевидно, что этот вопрос обеспокоил их. Обычно в таких ситуациях они старались быстро сменить тему, не пытаясь логически обосновать тот факт, что они одобряют правительственную программу, давая деньги бедной женщине без цветного телевизора вместо оказания помощи бедной мексиканке на пропитание ее детей. Им бы хотелось помочь сразу обеим, но, если бы надо было сэкономить, они бы решили вопрос в пользу чернокожей гражданки США в Нью-Йорке.
Есть, конечно, много людей в мире, кто гораздо беднее мексиканцев. Мексика на самом деле, вероятно, находится где-то посередине между нищим Конго и обеспеченной Швейцарией. Таким образом, если бы мы пытались просто облегчить бедность, мы не послали бы никаких денег не только в нью-йоркское гетто, но, видимо, и в Мексику. Это предполагает, конечно, некоторые ограничения в плане того, сколь много мы можем дать. Мои друзья, придерживавшиеся левых взглядов, должны были бы выступать за мировое выравнивание доходов, но они этого не делали[14]. Для них оказалось предпочтительнее, чтобы чернокожие в Нью-Йорке получали более высокие доходы, чем чернокожие в Конго, хотя у них для этого не было никаких оснований.
Ролз в своей знаменитой книге «Справедливость как честность» (Rawls 2001) по большей части избегает рассмотрения этой проблемы. За его известной завесой неведения вы знаете, гражданином какой страны вы являетесь. Самые беднейшие районы мира рассматриваются только в части одного параграфа, где он говорит, что если бы причиной нищеты некоей бедной страны была нехватка природных ресурсов, то, возможно, мы бы помогли ей. Надо сказать, что это было необходимо для огромной популярности его книги. Если бы он предложил фактический эгалитаризм во всем мире, который бы означал, что его коллеги по факультету Гарвардского университета лишатся примерно 80 % своих доходов, то он получил бы шквал неблагоприятных отзывов и критики.
Мое мнение, как раньше, так и сейчас, состоит в том, что Ролз и его рецензенты, оставившие благоприятные отзывы о книге, выразили позицию простого человека гораздо лучше, чем я. Краткое исследование, проведенное среди близких знакомых, подтверждает это. Конечно, мои близкие знакомые зачастую могут быть весьма своеобразной выборкой. Джеймс Бьюкенен, мой соавтор по книге «Расчет согласия» (Buchanan and Tullock 1965; Бьюкенен и Таллок 1997), в разговоре занял откровенную патриотическую позицию, заявив, что, разумеется, вы помогаете гражданам, а не негражданам. Некоторые люди говорили мне, что они помогут скорее тем, кто к ним ближе, чем тем, кто от них далеко. Поскольку граждане из Ногалеса были ближе для моих друзей в Тусоне, нежели люди, живущие в Нью-Йорке, то это хотя и не давало логического объяснения их поведению, но, вероятно, подразумевало их социальную близость. В общем, они выглядели озадаченными этой проблемой. В ходе ее обсуждения с сотрудниками организаций, занимающихся оказанием международной помощи, я обнаружил, что обычно они действительно очень сочувствуют людям, живущим в бедных странах, куда они распространяют свою помощь. С другой стороны, эти сотрудники имеют довольно высокой уровень жизни, не платят никаких налогов и редко бывают готовы пойти на существенное сокращение своих доходов, чтобы помочь бедным. Моя позиция в Китае и Корее была такой же, поэтому я способен понять это эмпатически, а не разумом.
