Все вышесказанное лишь некий пролог к последней части данной книги. Мы действительно помогаем бедным, потому что их нищета создает для нас экстерналии, но мы также берем деньги у других людей, потому что их благосостояние создает экстерналии для нас. Является ли тот факт, что мы берем деньги у других людей, которые богаче нас, и тратим их сами, экстерналией, – это вопрос определения. Выше я упоминал Джеймса Бьюкенена и его отношение к оказанию помощи гражданам страны, а не иностранцам, или, точнее сказать, в большей мере гражданам, чем иностранцам. Он также испытывал сильную неприязнь к наследственному богатству. Однажды мы довольно долго диспутировали с ним на эту тему (Tullock 1997). Я послал статью о наследственном богатстве в один из журналов, и там ее опубликовали. Я рекомендовал, что в случае обложения наследства налогом этот налог должен быть просто суммой, максимизирующей доходы правительства. Бьюкенен не только не согласился со мной, но был чрезвычайно решителен в своем несогласии. Он выступал за полную отмену наследования богатства. Бьюкенен не выступил с письменной критикой моей статьи, но трое его аспирантов, вполне вероятно, вдохновленные его словами, написали к ней крайне отрицательные комментарии.
Повторюсь, в моей статье рекомендовалось, чтобы налоги на наследство не превышали тех, что приносили наибольшие доходы казне. На самом деле я не призывал повысить налоги до этого уровня, а мои разногласия с Бьюкененом были связаны с его желанием уменьшить наследуемое богатство, даже если это приведет к снижению налоговых поступлений, получаемых от состоятельных людей. Феномен уровня налогообложения, приносящего максимальный валовый доход, в то время как более высокие налоги на самом деле приносят меньший доход, принято называть «кривой Лаффера», хотя он намного старше администрации Рейгана. Лаффер, высокопоставленный чиновник в этой администрации, не утверждал, что он изобрел эту кривую, просто он объяснил ее смысл другим высокопоставленным чиновникам в правительстве. Представление, что снижение налогов при Рейгане должно было привести к большему процветанию и, следовательно, к большим налоговым поступлениям в казну, не входило в оригинальное рассуждение о кривой Лаффера, хотя и было поддержано многими чиновниками в администрации Рейгана. Сам же Лаффер поначалу не был большим сторонником этой точки зрения, но думаю, что спустя какое-то время он присоединился к тем представителям администрации Рейгана, которые ее поддерживали.
Но если не вдаваться в детали новейшей политической истории, то следует отметить, что многие люди, несомненно, ощущают некую отрицательную экстерналию, когда кто-то имеет больше, чем они. Мы можем ощущать отрицательную экстерналию от чьего-то богатства, даже если оно меньше нашего собственного. Рассмотрим феодала, жившего много веков назад, который обнаруживает, что у купца из города дела идут совсем неплохо, даже если он далеко не так богат, как феодал. Он может считать, что иметь столько денег пристало только знатным людям, а не простолюдинам. Большинство из нас посчитают это нежелательными эмоциями, но мы можем это понять. Еще более распространена зависть, которую мы испытываем к людям, имеющим больше денег, чем мы. К таким отрицательным экстерналиям может привести зависть не только к деньгам. Я могу завидовать высокопоставленным ученым, людям, получившим медаль Почета, или президенту Соединенных Штатов. Как правило, моральные авторитеты говорят, что такого рода зависть нежелательна. Я не отрицаю этого, а подчеркиваю, что это довольно распространенное явление.
Ограничиваясь неприязнью к людям, которые имеют больше денег по сравнению с нами, мы видим, что правительства принимают меры для уменьшения подобного рода экстерналии. Когда я пишу эти строки, в Вашингтоне идут острейшие споры между теми, кто хотел бы сократить налоги для наиболее богатых, и теми, кто выступает против. Ограничиваясь временно только второй группой, можно видеть, что испытываемая ими экстерналия складывается из двух компонентов. Одним из них является фактическое желание потратить благосостояние группы с высоким доходом, а другим – ощущение, что они сами идеально подходят для того, чтобы отнять этот высокий доход только потому, что богатые люди не должны иметь его.
Например, налог на доходы корпораций, вероятно, на самом деле не приносит настолько значительных сумм, которые мы могли бы получить от обычного подоходного налога, если бы первый был отменен. В самом деле, есть вероятность, что его наличие снижает общие налоговые поступления. Экономисты в целом возражают против налога на прибыль по нескольким техническим причинам. Этот налог побуждает корпорацию прилагать как можно больше усилий, чтобы получить капитал путем продажи облигаций, а не обычных акций, потому что налогом облагаются дивиденды, а не проценты, выплачиваемые по облигациям. Увеличение процента капитала, представленного облигациями, подвергает корпорацию большему риску, так как снижение выручки может привести компанию к банкротству. Следовательно, наличие налога на доходы корпораций делает экономику в целом менее стабильной.
К сожалению, это нравится простому человеку, потому что ему кажется, что он отбирает деньги у богатых. Когда экономисты отмечают, что с помощью налогов можно получить больше, если отменить налог на доходы корпораций, поскольку это увеличит совокупные сборы обычного подоходного налога на большую сумму, чем «потери» от отмены налога на доходы корпораций, они обычно сталкиваются с критикой со стороны простых людей. Отчасти это происходит из-за скептического отношения к расчетам экономистов, но отчасти это просто желание, чтобы богачи имели более низкий доход после уплаты налогов, даже ценой более низких общих налоговых поступлений.
Это наглядный пример экстерналии зависти. С моральной точки зрения мы можем это не одобрять, а экономист скажет, что защитник бедных режет курицу, несущую золотые яйца, но нам нетрудно понять людей, которые испытывают такие чувства. Я вижу в местных газетах карикатуры, вновь и вновь представляющие распространенные взгляды, потому что отмена налога на доходы корпораций является в настоящее время политической проблемой.
Зависть, конечно, грех, даже один из семи смертных грехов. Тем не менее она существует, и это пример отрицательной экстерналии, даже если я иногда виноват. Как экономист, я могу понять, какую выгоду мне сулит изобретение нового вида электронных гаджетов, даже если человек, который изобрел его, получает гораздо большую выгоду. Тем не менее я предпочел бы получать часть его денег, а не оставлять их ему. Как экономист, я понимаю, что мое материальное благосостояние улучшается, когда первопроходцы получают большие вознаграждения, но это я понимаю умом, а чувствую же я ревность. И я испытываю ревность к его выдающимся интеллектуальным способностям и материальному вознаграждению, которое они ему дают.
Эта экстерналия, созданная для нас людьми с высокими доходами, существует и в других местах. Если приехать в Мексику и порасспрашивать вокруг, то обнаружишь, что мексиканцы испытывают те же чувства в отношении почти всех американцев. Мы богаче их, и для большинства из нас это зависит не от наших собственных усилий, а от места нашего рождения. Я полностью разделяю их чувства, но в то же время очень рад, что им не позволяют на этом играть. Мало кто думает о мексиканцах как о вероятных агрессорах, однако они считают, что мы забрали себе Техас, Калифорнию и т. д. в агрессивной войне, что верно. Если бы не огромная разница в военной мощи, то люди, живущие в Калифорнии, могли бы столкнуться с реальной возможностью захвата их домов нашими гораздо более бедными соседями с юга. На самом деле причина того, что мы богаче мексиканцев, кроется не в том, что мы захватили эти регионы. Природных богатств в Аризоне не больше, чем в соседней Мексике. Но мексиканцы никак не понимают, что огромный диспаритет в уровне жизни был создан трудом и социальными институтами Америки. На уровне эмоций это легко понять. Но умом мы осознаём, что это не так. Однако, если бы у них была военная сила, они бы действовали на основе своего восприятия мира, а не нашего.
