Возможно, для диктатора назначение наследником старшего сына – наиболее безопасный выход из этой ситуации. С другой стороны, количество королей или диктаторов, убитых своими преемниками, нельзя назвать незначительным. Убивая отца, чтобы самому стать королем, ты, помимо всего прочего, защищаешь себя от наказания за убийство. Возможно, со старшими сыновьями это происходит чаще, чем с кем-либо еще, потому что первые, как наследники престола, имеют более прочные позиции, чем простой высокопоставленный чиновник. И все же проблема весьма непростая.
Сегодня существует мало наследственных правителей, но очень много ненаследственных диктаторов. Некоторое время назад в своей книге «Автократия» (Tullock 1987) я предсказывал, что многие из этих диктаторов попытаются сделать свою власть наследственной. Пока мое предсказание сбывается. Действующие диктаторы Северной Кореи, Сирии и Конго – сыновья предыдущего диктатора. Конечно, в случае с Конго ситуация настолько запутанная, что неясно, стоит ли там быть диктатором.
Так обстоят дела с диктаторами, но теперь обратимся к королям. Сегодня диктаторы встречаются часто, а наследственные правители – довольно редко. И действительно, не считая ряда небольших арабских государств, где традиции наследственного правления не слишком глубоки, мы практически его не встречаем. Однако на протяжении истории человечества наследственная власть была самой распространенной формой единоличного правления. Замечу, что я не собираюсь отдельно обсуждать правящих королев. Их было немного, и некоторые из них, подобно английской королеве Елизавете I, были очень важны, но их методы правления не слишком отличались от методов правления королей. Возможно, следует отметить, что при монархии, в отличие от демократии, женщине проще стать главой страны. Те женщины-королевы, что реально правили своей страной, всем хорошо известны, в то время как женщины-президенты сегодня встречаются нечасто. Тем не менее число женщин-правителей – будь то королевы, президенты, премьер-министры или диктаторы – крайне невелико.
Рассмотрим то, что я бы назвал типичным случаем наследственного короля. Фактический основатель династии обладает выдающимися свойствами одаренного человека. Как и диктатор, он сам себе прокладывал путь наверх через всевозможные тернии. И поэтому он обычно бывает исключительно умен, трудолюбив и искушен в политике. Принимая во внимание случайность генного отбора, способности его сына, как правило, оказываются куда менее выдающимися. В умственном отношении, по энергичности и политическим навыкам он, вероятно, не слишком отличается от среднего американского избирателя. Таким образом, и при демократии, и при монархии нами правят посредственности. В обоих случаях, конечно, окружающие правителя чиновники и советники обладают качествами много выше среднего – как по уму и энергичности, так и по личным качествам, – независимо от того, консультируют ли они монарха и правят напрямую или общаются с массой избирателей через газеты, или выступают на телевидении и по радио. В обоих случаях – и при демократии, и при наследственной монархии – простые люди подпадают, по крайней мере до некоторой степени, под влияние далеких от посредственного советников и чиновников.
Конечно, король в детстве проходил специальную подготовку. Многое в этом обучении касалось проблем государственного правления, однако, к сожалению, столь же много внимания уделялось дорогостоящим способам его собственного увеселения. Тогда же у него завязывались связи со многими людьми, подававшими надежды при его правлении стать высокопоставленными лицами. Встречаются действительно выдающиеся наследственные монархи. Например, Александр Великий. Бывают и откровенно неполноценные монархи. Примером тому – король Франции Людовик XVI и король Англии Генрих VI. Но по большей части распределение способностей, амбиций и моральных принципов среди наследственных монархов, вероятно, не очень отличается от подобного распределения среди избирателей.
Французские монархисты выдвигали весьма неплохой довод в пользу абсолютистской монархии. Мы склонны считать, что если есть король, то его власть должна быть ограничена Конституцией, но у французских монархистов был действительно хороший довод в пользу единовластия. Пользуясь нашим языком, абсолютная монархия устраняла экстерналии и поиск ренты. Без сомнения, они были излишне оптимистичны, но в самой этой идее действительно что-то было. Если король – единоличный хозяин своей страны, то все, что он тратит, он тратит из собственного кармана, а выгода, получаемая от этих трат, идет ему же. Он платит за строительство дороги, однако построенная дорога является его собственностью. В некотором смысле его можно сравнить с гражданином, решающим, заасфальтировать ли ему подъезд к собственному гаражу. Он платит за это, и, следовательно, у него есть стимул к тому, чтобы не тратить свои деньги, но пользоваться этой дорогой будет он сам, и, значит, у него имеется заинтересованность в том, чтобы вложить средства в хорошую дорогу. Он несет все затраты, но и выгоду получает тоже он.
Это, скорее, похоже на ситуацию в крупной корпорации, всеми акциями которой владеет один человек. Примером может служить Ford Motor Company. Когда король или собственник умирает, страна или компания переходит старшему сыну. В случае с корпорацией против этого нет никаких возражений. Наделе сын зачастую оказывается гораздо менее талантливым, чем его отец. Впоследствии он обычно либо доводит компанию до банкротства и продает ее, либо передает контроль кому-то еще. Случаи, когда сын основателя крупной компании оставляет контроль за собой и ведет дела эффективно, довольно редки. Тем не менее такое иногда встречается. Нас не волнует ущерб нашей экономике, причиняемый крупными компаниями, которые передаются из рук исключительно эффективных отцов-основателей их менее эффективным наследникам, но отчасти вследствие того, что менее эффективные наследники, как правило, отстраняются спокойно и без особого труда. Смещение же неподходящего короля происходит не столь легко и с большей долей вероятности чревато плохим результатом. В случае с монархиями проблема, очевидно, гораздо сложнее, но сам факт, что большинство династий на протяжении многих поколений существовали без катастрофических последствий, указывает на то, что это не фатально.
При демократии практически тот же аргумент французских монархистов может быть применен ко всей массе избирателей. Но для отдельного избирателя нет никакой связи между затратами на активы и выгодой, получаемой от этого актива. Большинство граждан хотели бы благоустроить улицы. Я регулярно езжу по федеральной автостраде номер 66 и регулярно жалуюсь, что там всего по две полосы в каждом направлении вместо трех или четырех. Если бы меня попросили заплатить за дополнительные полосы, то я, конечно, обдумал бы вопрос о расширении дороги гораздо более тщательно. Может, я пришел бы к тому же самому заключению, но, безусловно, решение было бы более продуманным.
Мы регулярно используем подобные доводы, когда предполагаем, что частные фирмы производят более тщательные расчеты, чем правительство. Корпорация, решающая, построить ли ей новый магазин, фабрику или подъездной путь, вероятно, произведет более точные расчеты, чем правительственный орган, который в конечном счете зависит от избирателей, а доля бремени и потенциальной выгоды для каждого индивида в этом случае очень невелика. Конечно, правительственные чиновники находятся в несколько ином положении, но они сохраняют свои рабочие места, угождая избирателям. Более того, они не должны потворствовать им всем. Они даже не должны нравиться большинству в каждом отдельном случае, хотя потеряют свои рабочие места, если суммарный итог их деятельности вызовет недовольство у значительной части избирателей. Помимо всего, у отдельного избирателя нет сколько-нибудь серьезных мотивов для активного сбора информации или тщательного обдумывания вопроса. В случае с королем это не так. Хотя король может также совершать ошибки, но он руководствуется правильными побуждениями, рассматривая возможные вложения в свое королевство. Так же как и среднестатистический избиратель, король может быть расточительным и уделять внимание чему-либо еще, кроме своей прямой выгоды. И в этом он опять похож на среднего избирателя. Но к проблеме королевской расточительности мы вернемся чуть позже.
