– Джейбенгук уселся Самуэлю на грудь и окутал его своими великолепными пёстрыми крыльями. Вспыхнул свет, яркий, будто маленькое солнце, а потом Джейбенгук поднялся в воздух, крепко сжимая в золотых когтях шевелящуюся массу червеподобных теней, напитавшихся соками болезни. И с того дня Самуэль больше никогда не болел.
Тафф, пребывающий где-то в царстве грёз, между сном и явью, тихо улыбнулся.
– Конец, – сказал он.
– Конец.
Мальчик приоткрыл глаза – чуть-чуть, только чтобы посмотреть на сестру.
– А правда, было бы здорово, если бы такое могло случиться на самом деле, а?
– Это звучит почти как желание, – сказала Кара. – А это ведь запрещено, ты же знаешь. А потом, если будешь твёрдо держаться Пути, желания тебе не нужны. Все твои нужды и так будут исполнены.
– Ты же в это сама не веришь на самом деле. Правда же?
Кара наклонилась и поцеловала его в лобик.
– Спокойной ночи, братик!
Она сунула книгу обратно в тайник и снова подумала, что история выглядит какой-то незавершённой. А что же случилось с сестрой? Да, она выполнила все три задания, у неё всё получилось – но сумела ли она вернуться обратно из леса? Тафф предлагал вставить в книгу ещё один лист и рассказать о том, чем всё кончилось для героев, но Кара отказалась. Ей очень хотелось, чтобы Самуэль и его сестра были счастливы, но ей не хотелось врать. Она всегда подозревала, что счастливый конец невозможен, если не принесёшь какой-нибудь жертвы.
5
Ночь была ясная и холодная, как часто случается незадолго до праздника Теней. Кара накинула свой потрёпанный чёрный плащ и пересекла то, что осталось от их кукурузного поля. Невспаханная земля хрустела под башмаками. Когда Кара шла через заброшенное поле, ей всегда делалось грустно. Она вспоминала, как когда-то играла в прятки среди могучих стеблей с ребятами с соседних ферм, с детьми, которые теперь бы нипочём не сознались, что их нога некогда ступала на почву Вестфолла.
«Насколько было бы легче, – думала Кара, – если бы я могла заставить себя их ненавидеть!» Жители деревни, несомненно, давали ей предостаточно поводов для ненависти и омрачали жизнь Кары презрением, хотя она никогда в жизни никому зла не причинила. Но Кару всегда было трудно разозлить, зато прощала она легко. Она же видела, как они относятся друг к другу: улыбки, дружеские разговоры… Было в них и доброе.
К тому же понять их страх было нетрудно. Ведь Кару, как и их, с рождения учили, что нет ничего гаже и бесчеловечнее магии, и мысль о том, что её мать была ведьмой, внушала Каре глубокий стыд и отвращение (и порой, за полночь, – восторженный трепет, который лишь усиливал стыд). Для Детей Лона не было ничего более скверного, чем одна из них, предавшаяся порокам колдовства, а Кара, как две капли воды похожая на мать, была живым напоминанием о случившемся.
Но что же именно случилось-то?
Каре казалось, что если бы она знала наверняка, какую роль сыграла её мать в смертях, приключившихся в ту ночь, ей было бы легче. Да, возможно, это знание разбило бы ей сердце, и всё же так было бы легче, чем жить, не зная, любить свою мать или ненавидеть её.
И Кара, будто бы в поисках прошлого, подняла повыше фонарь и вступила во тьму ночного сада.
В ту ночь умерли три человека – хотя бы это Кара знала наверняка. Третьей была её мать.
Первой была Абигейл Смит, мамина подруга детства, постоянная гостья их фермы. Кара помнила, как сидела на коленях у тёти Эбби и водила пальчиком по её веснушкам, пока Абигейл с мамой хохотали над чем-то, на что папа качал головой и говорил «ишь, бабьи глупости!» Вместе с ними частенько сиживала и Констанс Лэмб, хотя тогда она звалась Констанс Бриджес, и лицо у неё было улыбчивое и без шрамов.
Кара не помнила, чтобы у мамы были ещё подруги, кроме тёти Абигейл и тёти Констанс, но этого вроде как и хватало. Они втроём были неразлучны. Кара бессчётное количество раз засыпала под столом на кухне, привалившись к маминым ногам, под звуки весёлой, безобидной болтовни, убаюкивающей лучше всякой колыбельной.
Тётя Эбби вышла замуж через два дня после того, как Каре сравнялось пять. Свадьбу закатили на славу. Жители деревни тогда уже начинали поглядывать на маму с подозрением, но Эбби, с её улыбками, веснушками и пирогами, по-прежнему любили все. Праздник затянулся далеко за полночь. И на следующее утро вся община, как было заведено, дружно взялась строить молодым новый сарай. Там-то два месяца спустя и нашли тело тёти Эбби. То ли она была растерзана в клочья. То ли вместо её головы у неё была воронья. То ли она вовсе исчезла, а остались одни башмаки. Разных историй ходило с десяток. Наверняка никто ничего не знал, кроме фен-де и его серых плащей. Ну и, разумеется, того, кто нашёл тело.
Его нашла мама.
Второй жертвой в ту ночь стал молодой супруг тёти Эбби. Звали его Питер, и хотя Кара его почти не знала, как-то раз он угостил её яблоком и сказал, что у неё красивые волосы. Питера нашли в поле сразу за амбаром, тело его было не тронуто, зато лицо застыло в вопле ужаса.
Таффу следовало родиться не раньше чем через полтора месяца, но, обнаружив трупы своих друзей, мама была в таком шоке, что роды начались раньше времени. По крайней мере, так всегда хотелось думать Каре. Все прочие утверждали, что это случилось от напряжения, которого потребовала чёрная магия, убившая её лучшую подругу. Как бы то ни было, матери Кары удалось доковылять до фермы Констанс, и именно Констанс приняла Таффа, который весил всего три фунта и в величину был не больше буханки.
Кара не раз спрашивала себя, успела ли мама хотя бы взять Таффа на руки, прежде чем серые плащи вломились в двери и уволокли её в ночь. Это была одна из вещей, о которых ей всегда хотелось спросить у Констанс – помимо того, откуда у неё эти шрамы. Однако после той ночи мамина подруга подчёркнуто игнорировала Кару. Она не раз спрашивала о том, что же случилось, у папы (хотя с годами всё реже и реже), но папа отказывался об этом говорить. Когда Кара спрашивала, правда ли, что мама была ведьма, папа просто кивал и проводил остаток дня, строча в своём блокноте.
Только однажды, напившись в стельку, папа дал Каре хоть какой-то намёк. Он ввалился к ней в комнату посреди ночи и сказал, что мама вовсе не хотела никому зла, просто «совершила ужасную, ужасную ошибку!»
Кара тогда сделала вид, будто спит.
Кара взяла корзину для фруктов и поморщилась от вони гниющей гашевицы. Папа, похоже, взялся-таки за дело, но бросил его на полпути. Сейчас в корзине находилось жидкое месиво, кишащее червями.
Кара, отвернувшись, вывалила гнильё на землю.
Гашевица очень вкусная, но очень уж нестойкая. Если не собрать её сразу, как поспела, она быстро скукожится и сгниёт прямо на дереве. К счастью, нужный момент определить несложно: плоды меняют цвет с неаппетитно-серого на ярко-фиолетовый, и ветви дерева склоняются, как бы умоляя, чтобы их поскорей обобрали.
