– Ну что, что? – спросила Кара.
Птица прыгнула на то место, которое раньше было накрыто панцирем, и затопотала. Замелькали, сменяя друг друга, глаза, пока наконец не появился тускло-голубой.
«Помоги мне!»
– Чем тебе помочь? – спросила Кара.
Когда птица снова уставилась на неё, глаз был густо-фиолетовым, таким глубоким, что в нём можно было утонуть. «Смотри внимательно!»
Птица принялась скрести землю ногами, каждый раз ненадолго останавливаясь. Дёрг – стоп, дёрг – стоп, дёрг – стоп. Потом вскочила на панцирь и уселась на нём, выжидающе глядя на Кару.
– Ты хочешь, чтобы я копала?
Птица подпрыгнула на месте. «Да!»
– Для этого тут и панцирь, да? Чтобы копать?
Птица снова подпрыгнула.
– Тут что-то важное зарыто, да? Ты поэтому меня сюда привела?
Глаза у птицы вращались долго-долго и наконец остановились на тёмно-сером, как булыжник, мокром от дождя. Понять значение этого глаза Кара почему-то затруднялась. Он выглядел немного двусмысленным, но, насколько она могла судить, это означало то ли «очень важное», то ли «это не я».
Девочка двумя руками взялась за панцирь и принялась копать.
Чёрная почва была какая-то странная. В руках она казалась намного тяжелей, чем земля у них на ферме, – как будто пригоршня железных опилок. Но даже когда Кара нагребла полный панцирь этой земли, она без труда его подняла, казалось, будто наполненный землёй панцирь был даже легче пустого. Такого, разумеется, быть никак не могло, но Кара быстро привыкала к мысли, что происходящему в Чащобе удивляться не стоит.
Она продолжала копать.
И на удивление быстро оказалась стоящей по пояс в собственноручно вырытой яме. Кара попыталась вспомнить, сколько же времени она копала – и не смогла.
И тут она ещё раз зачерпнула полный панцирь земли – и зацепила что-то твёрдое.
Кара сразу поняла, что это и была цель её поисков. Дело не в том, что её постигло молниеносное озарение. Просто панцирь рассыпался у неё в руках, протёк меж пальцев и сам сделался этой чёрной землей. Миг – и от её импровизированной лопаты не осталось и следа.
Кара погрузила руки в землю – и выкопала прямоугольный предмет, завёрнутый в грубую марлю, через которую откидывают творог.
«Это принадлежало моей матери, – подумала она. – Она хотела, чтобы это досталось мне, вот почему она спрятала его в единственном месте на острове, где его никто бы не нашёл. Или… или кто-то ещё хочет, чтобы я так думала».
Нет, это слишком опасно. Можно оставить эту штуку здесь и вернуться домой, пока её кто-нибудь не заметил. Это было бы разумно…
«А вдруг это и вправду мамино? Может быть, это мой единственный шанс узнать правду!»
Прежде чем Кара успела окончательно решиться, птица вспорхнула и выпустила из лап медальон. Шнурок изящно опустился в ладонь Кары.
– Спасибо! – воскликнула она, снова вешая медальон на шею. Его привычная тяжесть позволила ей снова почувствовать себя цельной.
Глаз птицы сменился на тускло-голубой. Понять, что значит этот цвет, было непросто, но Каре показалось, что это нечто вроде сочувствия… Нет. Не просто сочувствия.
Это была печаль.
Существо курлыкнуло в последний раз и исчезло во тьме, оставив Кару одну.
«Она не хочет мне зла, – подумала Кара, – и не привела бы меня туда, где опасно». Девочка принялась разматывать марлю. Под верхним слоем обнаружился второй, из другого материала. Кара подумала, что это какая-то кожа, хотя что это за зверь, она не знала. Девочка перевернула находку и увидела, что кожа прошита чёрной нитью, так что получился наглухо закрытый мешочек.
Что бы это ни было, мама очень постаралась, чтобы с ним ничего не случилось.
Кара вынула из складок плаща маленький перочинный ножичек и аккуратно взрезала шов. Нить была туго натянута и порвалась без труда.
Кожа развернулась, и перед Карой предстала чёрная книга.
Книга была в странном переплёте из неведомого материала: холодного, блестящего и как будто бы влажного на ощупь, хотя когда Кара отвела руку, пальцы оказались совершенно сухими. Эта книга, как и здешняя чёрная почва, казалась исключением из законов природы: она была больше «Пути» – а это, мягко говоря, внушительный том, – но почти ничего не весила.
Кара смутно припомнила, что когда-то уже видела эту книгу. Года четыре или пять ей сравнялось, мама ещё была жива…
«В сарае… я лазила от скуки… потайная дверца… и чёрная книга внутри… Мама вырвала её у меня из рук…»
Кара судорожно пыталась припомнить, что же случилось дальше, но дальше она ничего не помнила. Хотя, наверное, это и не важно. Самое главное она уже вспомнила.
Книга принадлежала её матери.
«А вдруг это ведьминская книга? Гримуар? Её надо отнести прямиком к старейшинам!»
Но голос разума заглох под грузом Кариного любопытства. Она уже хотела было открыть книгу – «Ну всего разочек, надо же посмотреть, что там внутри!» – и тут обнаружила, что она уже не одна.
На краю тьмы стояла человеческая фигура. Тыквенно-оранжевый плащ с капюшоном окутывал тело и струился меж деревьев, подобно туману. Фигура была куда выше обычного человека – футов семь, не меньше. Лицо скрывалось в тени, и Кара была этому рада. Она знала, что если посмотреть ему в глаза, часть её будет потеряна навеки.
Его рука потянулась к ней, отчётливо видимая в сиянии паутины. Это были ветки. Шевелящиеся и гнущиеся, точно пальцы, и, тем не менее, ветки.
Кара вся похолодела.
«Сордус!»
Бессвязный стон ужаса вырвался из её губ. Она дышала коротко и часто.
«Беги! – твердила она себе. – Прочь отсюда!»
Но Кара не могла шевельнуться. Её ноги как будто увязли в глине на десять футов.
Лесной Демон смотрел на неё из тьмы. Под этим взглядом Кара чувствовала себя слабой и никчёмной.
Внезапно она обнаружила, что идёт к нему.
«Что ты делаешь? – завопила она. – Прочь, прочь!» Но Карино тело сделалось чем-то отстранённым, слишком далеким, чтобы её услышать. Она медленно, но верно продвигалась навстречу фигуре в плаще.
Сордус погрузил ветвистую руку себе в грудь, раздвинув кожу, подобную коре. Кара услышала, как он роется внутри, и вот он достал большую чёрную семечку, облепленную землёй.
Он протянул семечку ей.
– Это твоё, – сказал он.
В памяти внезапно всплыли слова матери.
«Лесной Демон предложит тебе часть себя. Но ты должна отказаться, иначе ты будешь его навеки».
Сордус в нетерпении тряхнул рукой. Семя загремело в ветвистой горсти.
Кара заслонилась вырытой книгой, как щитом.
