Кара наварила картошки, натолкла её с солью, маслом и корицей. Налепила простеньких фигурок: звёздочку, кораблик, цветочек, – и разложила на тарелке перед Таффом.
– Кушай, Тафф. Надо покушать, – сказала она и поцеловала братишку в лобик. Лобик был липкий от пота.
Папу она нашла под верандой – он свернулся клубком, будто животное, забившееся в нору. Поначалу она подумала было, что папа напился – но нет, выпивкой от него не пахло. У него просто выдался дурной день. Одежда на нём была порвана и испачкана, спутанная борода слиплась от грязи. Кара мягко потянула его за руку, и папа встал. Узнал он её несколько секунд спустя. Кара отвела его в ванную. Пока Кара наполняла ванну водой из колодца и вливала туда чайник кипятку, чтобы вода сделалась потеплее, папа сидел на полу и тихонько бормотал. Девочка затворила за собой дверь и через пару минут с облегчением услышала, как папа погружается в воду.
Она отнесла его одежду вниз, чтобы постирать, но сперва достала из кармана штанов блокнот. Блокнот упал на пол и сам собой раскрылся. Странички были сплошь исписаны всего двумя словами:
ПРОСТИ МЕНЯ ПРОСТИ МЕНЯ ПРОСТИ МЕНЯ
Помывшись, папа ненадолго зашёл к Таффу. Через стену Каре было слышно, как они негромко разговаривают друг с другом. Она не могла расслышать, о чём они говорят, но, по крайней мере, папа разговаривает. Это был хороший знак.
Пожелав Таффу спокойной ночи, папа прошёл несколько шагов и остановился напротив комнаты Кары. Постоял у закрытой двери и ушёл к себе. Кара не удивилась. Папа всегда опасался разговаривать с ней после того, как у него случался дурной день. Завтра он, наверно, будет непривычно добр в качестве извинения: завтрак приготовит или возьмёт на себя что-то из её обычных обязанностей. Это будет здорово…
Но это будет завтра. А на сегодня у неё оставалось ещё одно дело.
Девочка дождалась, пока из папиной комнаты раздался раскатистый храп, и вытащила из сумки гримуар. Стоило ей коснуться обложки, как от кончиков пальцев до плеча пробежал разряд – как будто Кара отлежала руку, а теперь к ней внезапно вернулась чувствительность.
«Гра-дак меня послушался!»
Это звучало полным бредом, особенно теперь, несколько часов спустя, но Кара знала, что это правда. Она приказала твари из Чащобы – и тварь послушалась.
Должно быть, дело было в книге.
Кара положила книгу на кровать и поднесла свечку, горевшую на тумбочке, как можно ближе к обложке. В свете пляшущего пламени на переплёте как будто бы проступили фигуры, тени среди теней. Кара открыла книгу. От неё, как и раньше, исходил слабый аромат имбирного цвета и свечного воска.
На первой странице ждал гра-дак.
Существо было нарисовано углём, куда живее, чем любой рисунок, какой Кара видела в своей жизни, будто бы сам гра-дак отпечатался на этой странице. Кара даже провела пальцем по бумаге, ожидая нащупать расплющенный скелет и острые клешни. Но коснулась только плоских линий.
Вот только, приглядевшись повнимательней, Кара обнаружила, что это вовсе не линии.
Она приставила гримуар к спинке кровати и поднесла свечку так близко, что ей показалось, будто бумага вот-вот начнет чернеть и обугливаться. Ничего подобного. Вместо этого линии, которые не линии, сделались ещё чернее, так, будто иллюстрация всплывала на поверхность, стремясь быть замеченной. Кара видела крохотные, переплетающиеся завитки и точки, складывавшиеся в изображение гра-дака. Пробелы между ними были такие крохотные, что на первый взгляд они казались обычными линиями. Она провела пальцем вдоль одного странного символа, потом вдоль другого, начиная с крысиного хвоста твари и мало-помалу продвигаясь вдоль тела.
И только добравшись до головы гра-дака, Кара обнаружила, что что-то бормочет.
Она зажала себе рот, на секунду позабыв, что в руке у неё свечка, а потом машинально отшвырнула свечу прочь, потому что лоб опалило жаром. Свечка покатилась по деревянному полу. Кара вскочила с кровати, собираясь затоптать пламя, пока ничего не занялось, но фитилёк уже сам потух.
Комната погрузилась во тьму. Кара осталась сидеть на полу, прислушиваясь, не проснулись ли брат или отец. Нет, не проснулись. Однако до неё доносился другой звук. Точнее, даже звуки. Свиное похрюкиванье, сопение с привизгом – они звучали одновременно и явно исходили из одного источника.
Кара забралась на кровать и выглянула в окошко. Окно её комнаты было всего в нескольких футах над землёй, зато там не росло ни кустов, ни деревьев, так что видно было довольно далеко. Ничего необычного Кара не увидела.
Однако звуки не прекращались.
Кара уже подумала, не отпереть ли окно и не выглянуть ли наружу, и тут вдруг в окне показался гра-дак, упирающийся в подоконник передними ногами. Стекло затуманилось от жаркого дыхания.
Кара изумлённо отшатнулась. Она не видела гра-дака потому, что он был прямо под окном!
«Но откуда он вообще тут взялся?»
Гра-дак застыл неподвижно. Он упирался лапой в стекло, так что Каре был хорошо виден его человеческий рот.
– Привет, – сказала Кара.
Гра-дак уставился на неё своими крохотными глазками. Вблизи Каре было видно, что они довольно приятного зелёного оттенка, вроде как мятлик. В прошлый раз она этого не заметила.
Кара прижала ладонь к стеклу. Гра-дак, испугавшись резкого движения, потерял равновесие, съехал вниз и исчез из виду. «Он меня боится!» – подумала Кара и решила, что теперь он убежит. Однако гра-дак вскоре снова взгромоздился на окно и принялся лизать её руку сквозь стекло.
Кара разбиралась в животных. Это был не знак любви. Это было подчинение.
«Он видит во мне свою хозяйку. Потому что я призвала его сюда».
Теперь Кара поняла, что это за символы. Это были слова. И Кара откуда-то знала, как они читаются.
«Я только что прочитала заклинание».
Эта мысль и всё, что из неё следовало, ошеломило её, как удар по голове. Комната поплыла перед глазами. Кара вцепилась в оконную раму и не отпустила даже тогда, когда сломала ноготь о дерево. Она боялась, что её выбросит в ночь и остановится она только в Чащобе.
«Я только что прочитала заклинание», – снова подумала она, дыша беззвучно и часто.
Гра-дак терпеливо стоял под окном, ожидая новых приказов.
– Ступай! – шепнула она. Кара произнесла это слово одними губами – в горле так пересохло, что она не могла говорить, – но это не имело значения. Гра-дак стрелой метнулся в ночь – клубящейся, дышащей тенью.
Кара стояла у окна и смотрела вслед зверю, пока он не исчез. Оконное стекло под пальцами было холодным. «Они все были правы, – подумала она. – Я ведьма». Ну что ж, теперь она хотя бы знает наверняка. Ведь она всю жизнь была проклятьем деревни, воплощением зла и страха.
