– Но если мама уже убила двоих людей, почему же тогда она не стала сопротивляться, когда за ней пришли серые плащи?
– У неё оставалось всего одно заклинание. И все ведьмы знают, что никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя использовать последнюю страницу своего гримуара. Хелена боялась последствий этого куда больше, чем любых безжалостных пыток, какие мог изобрести фен-де.
– А почему? – спросила Кара. – Что тогда будет?
Констанс уперлась руками в колени и посмотрела на Кару так, что Кара снова почувствовала себя пятилетней малышкой.
– Ты что, и вправду думаешь, будто всё это могущество даётся даром? – спросила она. – Неужели ты никогда не задавалась вопросом, почему самые печально знаменитые ведьмы часто погибали в самом расцвете своего могущества? Минот Беззубая? Мэри-Котелок? Элизабет Земляная? Только что они насылали адское пламя на ничего не подозревающих путников или заводили чуму в деревенском колодце, а на следующий день… – Констанс щёлкнула пальцами. – Раз – и пропали?
– Ну их же Тимоф Клэн перебил, – сказала Кара. – Это все знают. В «Пути» так и написано.
Констанс внимательно огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что они точно одни.
– Да, я уверена, что в некоторых случаях всё так и было, – сказала она вполголоса, почти шёпотом. – Но не всегда, далеко не всегда. Я не утверждаю, будто мне известно, что за тёмная сила наделяет гримуары могуществом. Не уверена, что и мать твоя это знала. Однако любая ведьма, что использует Последнее Заклинание в гримуаре, подписывает тем самым вечный контракт. Отныне она навеки принадлежит той силе. И говоря «навеки», я не имею в виду – до самой своей смерти. Я имею в виду – навсегда.
В животе у Кары свернулся ледяной ком. Прежде она была уверена, что не может быть ничего страшнее, чем оказаться наедине с Сордусом в тоннеле из ветвей. Теперь она уже так не думала.
– А откуда вы всё это знаете? – спросила Кара.
– Хелена мне рассказала за несколько дней до смерти. Она умела заставлять свой гримуар рассказывать ей разные вещи. Иногда то, что ещё не произошло. То был один из её даров.
– Ну и что же, – сказала Кара, стараясь говорить уверенно, – видно, те ведьмы были просто дуры. Зачем вообще использовать это Последнее Заклинание?
Констанс посмотрела многозначительно.
– Думаю, до ответа на этот вопрос ты и сама можешь додуматься.
«Потому что они не могли остановиться. Потому что их души принадлежали гримуару».
– Но какое это имеет значение? – Констанс подступила поближе и заглянула в глаза Каре. – Ты ведь никогда больше не станешь пользоваться гримуаром, так что и бояться нечего. Верно?
Кара неуверенно кивнула. Женщина явно удовлетворилась этим и продолжала хриплым и усталым голосом:
– Когда Хелены не стало, я нашла гримуар и бросила его в огонь. Но пламя ему ничего не сделало. Я подумала было отдать его фен-де Стоуну – небось он уж знает какой-нибудь ритуал, который позволит его уничтожить, – но потом вспомнила, как… какое удовольствие доставила ему смерть твоей матери – и вместо этого спрятала книгу в Чащобе. Когда ты прошла проверку ночным искателем – как же я молилась, чтобы ты её прошла! – я подумала, что на том всё и закончилось. Ты не такая, как она. И всё же ты каким-то образом нашла книгу. Это ведь Лесной Демон привёл тебя к ней, верно?
– Нет! Он пытался меня остановить. Я чудом убежала…
Констанс покачала головой.
– Ошибаешься, – сказала она. – Если бы Сордус в самом деле хотел тебя остановить, ты бы сейчас здесь не стояла. Он дал тебе возможность сбежать. Точно так же, как дал возможность мне зарыть книгу у него в лесу. Не знаю, что он задумывал, но, очевидно, он хотел, чтобы ты нашла книгу и использовала её. Ты делала всё как он хотел, и это должно бы страшить тебя больше, чем всё остальное.
Констанс взяла Кару за плечи.
– Твоя мать рассказывала о нём, Кара. Он посылал ей кошмары в качестве… она описывала это как нечто вроде подарка. Чтобы завоевать её расположение, так же, как юноша мог бы прийти к твоим дверям с букетом полевых цветов.
Она крепче стиснула плечи Кары.
– Единственный раз, когда я видела твою мать по-настоящему напуганной – это когда она говорила о Сордусе.
Кара поднялась на ноги. Сорвала с дерева гашевичную косточку, висящую на низкой ветке, и принялась катать её между ладоней.
– Почему же мама сама мне всего этого не рассказала?
– Потому что ты была совсем малышкой, Кара. И потому что она хотела тебя защитить. Самое лучшее, что ты можешь сделать в память о ней, – это уничтожить гримуар и забыть о нём навсегда.
– Вы же, кажется, говорили, будто гримуар уничтожить нельзя?
– Мне – нельзя. Но поскольку теперь ты его законная хозяйка, думаю, у тебя это может получиться. Но это всего лишь догадка. Надо сознаться, что в правилах вашего искусства я разбираюсь плохо.
– Тогда отчего же было просто не сказать мне это сразу? Для чего было воровать книгу и так долго ждать, чтобы всё объяснить?
– Как ты провела последние несколько дней, а, Кара? Хорошо ли тебе было?
Боль, слабость… Всё это было не случайно.
– Вы хотели, чтобы я поняла, какую власть она надо мной имеет, – сказала Кара. – Чтобы я знала, что может случиться, если я стану и дальше её использовать.
– Нет, Кара. Не «может». Чтобы ты знала, что будет. Рано или поздно ты станешь такой же, как она.
Констанс взяла Кару за руки.
– И никому из нас этого бы не хотелось. Ни мне – ни твоей матери.
И тут Кара вдруг шагнула вперёд, и женщина, которая упорно игнорировала её последние семь лет жизни, прижала её к себе и стала шептать ей на ухо нежные слова утешения. Кара почувствовала, как напряжение оставляет её тело и осознала, как же хорошо перестать думать, хотя бы на несколько минут, о том, будет ли всё хорошо, и просто обнять и поверить…
– Мне её не хватает, – сказала Кара. – Мне так её не хватает!
– Мне тоже, – сказала Констанс Лэмб.
Когда Кара закончила утирать слёзы, Констанс спросила, хватит ли ей сил забрать гримуар и уничтожить его. Кара кивнула. Они пошли туда, где Констанс спрятала гримуар: в дупле дерева недалеко от дороги, ведущей в деревню.
– Сожгла бы ты его прямо тут, – сказала Констанс. – Набери побольше хворосту и покончи с этим.
Кара слышала сомнение в её голосе, чуть заметную неуверенность, которая означала «Давай сделаем это до того, как ты передумаешь. И лучше я побуду здесь, чтобы убедиться, что ты это сделала».
– Мне кажется, это так не сработает, – сказала Кара. – Я думаю, мне для этого необходимо остаться одной. Я думаю, мне нужно захотеть…
Она чуть было не сказала «убить эту книгу». Но это означало бы, что книга живая – а она была пока не готова об этом думать.
