– Ух ты, глядите! – воскликнул Тафф. Он указал на узкий проход между стеблями кукурузы, что росла на границе земель вдовы Миллер. Кара подняла фонарь повыше и осветила тропинку, разветвляющуюся в трёх направлениях.
– Тут лабиринт! – сказала она.
Остальные ребята радостно завопили и рассыпались по кукурузному полю, разом забыв про усталые мышцы и ноющие ноги. Большинство побежали по правой тропинке – Кару это удивило, потому что она не видела никаких особых причин свернуть именно туда. Прежде чем Кара успела возразить, Тафф схватил её за руку и потянул за собой. Они свернули налево, направо, снова налево. В кукурузе было темнее, и хотя до Кары по-прежнему доносилось хихиканье остальных детей, голоса быстро удалялись.
– По-моему, мы идём не туда, – сказала она.
– А может, наоборот, только мы-то и идём в нужном направлении!
Кара покачала головой. Ферму Миллеров сквозь высокие кукурузные стебли она разглядеть не могла, но чувство направления ей никогда не отказывало.
– Дом в противоположном направлении, – сказала она.
– Так это хороший знак! – возразил Тафф. – Любой кукурузный лабиринт, на который стоило тратить зерно, сперва всегда ведёт в противоположном направлении, чтобы тебя запутать. Вдова Миллер не стала бы устраивать тропинку, которая ведёт прямиком к её дому. Она намного умнее большинства взрослых.
Каре это показалось неубедительным, но Тафф был так взбудоражен, что она решила просто положиться на братишку и посмотреть, что будет. Держась за руки, они шли между высоченных стеблей кукурузы, через множество пересекающихся дорожек и поворотов, которые завели их на самый дальний конец кукурузного поля. Тут тропинка повернула в сторону дома и постепенно сделалась такой узенькой, что Каре пришлось пробираться боком. Кукурузные рыльца щекотали ей голую шею.
Они миновали поворот – и увидели чучела.
Их было не меньше десятка. Чучела были прикручены бечёвкой к высоким деревянным шестам, глубоко воткнутым в землю. Ближе всего стояла женская фигура, набитая сеном. Вместо лица у неё был серый мешок, и глаза-пуговицы блестели в свете луны.
– Жуть какая! – сказала Кара.
– Ух ты, как здорово! – воскликнул Тафф.
Вдалеке послышались голоса. Сквозь стебли замелькал мягкий свет фонариков, плывущих в ночи, точно блуждающие огоньки.
– За нами ещё кто-то идёт, – сказала Кара. – Может, подождём их?
– Нет, я хочу прийти первым!
– Если все придут вместе, возможно, будет веселее.
Выражения лица Таффа за маской было не видно, но Кара была уверена, что братишка улыбнулся.
– Что, боишься? – спросил он.
Да, она и правда побаивалась. Кара никогда не боялась ни грозы, ни темноты, но вот в чучелах было нечто, от чего ей становилось не по себе. Они и так уже слишком похожи на людей – чего стоит одному из них внезапно ожить, схватить её своими руками и уволочь в кукурузу?
– Постой! – воскликнул Тафф. – Да ведь это же Ягут, ведьма-охотница! Помнишь эту историю? Она пыталась спрятаться, обернувшись метлой, а Тимоф Клэн взял, да и переломил её об колено!
Кара проследила направление его взгляда и увидела небольшое чучело со сломанной метлой в руках и лисьим мехом на плечах.
– Это всё ведьмы! – сказал Тафф, и хотя его голос звучал по-прежнему взбудораженно, Кара услышала первые нотки неуверенности. – Погляди-ка вон на ту, с мешком чёрных камней. Это Лана-Растительница. А вон та?
Он указал на чучело с грязной тряпкой на месте глаз.
– Это Сейбл Слепая.
Тафф побежал вдоль ряда, называя ведьм по именам, бросая в ночь названия сказок, что рассказывают детям на ночь: Девица из Теней, Элизабет Земляная, Зовущая Женщина и Эсмеральда Рыжая (в двух ипостасях, молодая и старая). Тропа сделалась пошире, но не настолько, чтобы Кара могла миновать чучела, не касаясь их. В недобрую минуту она подняла голову – и очутилась лицом к лицу с глазами из ракушек, вделанными в голову из обугленной соломы.
– Мэри-Котелок! – сказал Тафф, пиная маленький котёл, лежащий у ног чучела. – Ну и гадкая была ведьма! Любой предмет могла зачаровать и заставить его вершить свои тёмные дела. Потому-то её так и прозвали.
– Ну, довольно! – сказала Кара, подталкивая братишку вперёд. Но Тафф вывернулся у неё из рук и озадаченно уставился на последнее чучело.
– А эту я не знаю, – сказал он.
Чучело было выше прочих и одето в парчовое платье тёмно-рубинового цвета, как апельсин-королёк, расшитое золотыми завитками. На спину чучела ниспадали прямые чёрные волосы, настриженные из конской гривы.
Кара ощутила, как гримуар у неё в сумке нагрелся – её охватила ярость. «Это же мамино платье! Кто-то стащил его из сундука, где мы храним её старые вещи!»
– Слушай, а кто это? – спросил Тафф.
Кара положила руку ему на плечо.
– Это так, просто чучело, – сказала она. – Идём дальше. Мы уже почти пришли.
Она взяла братишку за руку и потащила за собой. Миновав следующий поворот, они увидели свет в окнах дома. Запахло корицей и попкорном с маслом. Наверняка там будет и горячий шоколад, а то и кофе. К ночи похолодало, руки немели, и Кара была бы очень рада и тому, и другому.
Увы, вдова Миллер заготовила напоследок ещё одну шутку. Тропа расходилась по трём направлениям, и каждая тропка упиралась в деревянную калитку. Тафф распахнул правую калитку, наклонился, осмотрел петли и снова закрыл её.
– Она открывается только в ту сторону, – сказал он, возвращаясь на главную дорожку. – Наверно, и остальные калитки такие же. Как только они закроются, мы не сможем пройти через них обратно.
– А если мы войдём не в ту калитку, мы, скорее всего, снова окажемся в начале лабиринта?
– Да, наверно.
Кара вздохнула. Вдова Миллер ей всегда нравилась, но прямо сейчас Кара готова была её придушить. Если они пойдут не той дорогой, возможно, они проплутают тут всю ночь…
Тафф взял у Кары фонарь и поднял его повыше, стараясь осветить дорожки как можно дальше.
– Левая и правая загибаются в сторону и исчезают из виду. А вот дорожка за средней калиткой, похоже, ведёт прямо к дому.
– Слишком очевидно, тебе не кажется?
– Значит, надо выбрать одну из двух остальных.
– Но которую?
Тафф пожал плечами.
– Левую. Если ошибёмся, в следующий раз выберем правую. Во второй раз мы сюда доберёмся намного быстрее, мы ведь уже знаем дорогу.
Тафф распахнул калитку, но остановился, прежде чем войти.
– Постой, – сказал он. – Ты права. Средняя дорожка слишком очевидна. Может быть, в этом-то и смысл.
– Ты хочешь сказать, настолько очевидна, что по ней никто не пойдёт?
