Тело Питера Смита судорожно дёрнулось.
– Остановись! – закричала мама. Но кто бы её услышал? Голос Эбби превратился в торнадо, в ураган, в оглушительный рёв. Окна дома Смитов вылетели наружу, через всю крышу зазмеилась трещина. Пальцы Питера принялись подёргиваться в каком-то неестественном, рваном ритме.
Тут глаз птицы полыхнул, и окружавшие Кару образы принялись меняться.
– Постой! Погоди! – воскликнула она. Теперь она видела только цветные сполохи, хаотично мечущиеся по стенам, но всё ещё слышала вопли тёти Эбби: «Что это? Что это? Я повелеваю тебе отпустить… Я… повелеваю… Хелена! Хелена, помоги мне! Помоги-ите!!!»
Кара ещё никогда в жизни не слышала такого ужаса в чьём-то голосе.
А потом перед ней предстала спальня, увиденная с ветки перед распахнутым окном, растянувшаяся по стене Колодца. На пол был брошен тюфяк, на тюфяке лежала мать Кары, неподвижно, не мигая, с бледным, как мел, лицом. Из перевёрнутой миски капала вода на груду рваных, окровавленных простыней.
Где-то плакал младенец.
«Это Тафф! Мама только что родила!»
Где-то на другом конце дома загремели сердитые голоса:
– Фен-де Стоун сказал, никому нельзя…
– Пропустите меня! Ну!
Послышался шум борьбы, потом папа открыл дверь. На руках он держал крохотный свёрток.
– Дай, пожалуйста! – попросила мама, и папа бережно вручил ей спящего младенца. Она пристроила малютку к себе на грудь и сжала малюсенькую ручонку. – Мне его даже подержать не дали… Мой маленький Тафф…
– Тафф?
– Это имя имеет особое значение на языке моего народа. Может быть, когда-нибудь он об этом узнает…
Она вцепилась в папину руку.
– Констанс принесла меня сюда и сама, в одиночку, приняла ребёнка! Она спасла жизнь нашему сыну! Смотри, не забудь ей рассказать, как я ей признательна. И скажи, я прошу прощения, что не сумела вылечить ей лицо.
– Ничего, сама ещё скажешь.
– Эбби я спасти не смогла. Она слишком далеко зашла. Как я могла допустить такое! И не говори, что я не виновата, Уилл. Ведь это мне захотелось поделиться своим искусством…
– Ничего, я поговорю с фен-де Стоуном, объясню, что случилось, и он тогда…
Мама отвела глаза от младенца. Взгляд у неё был холодный.
– Не надо с ним ни о чём говорить.
– Отчего же нет? Эти люди мне доверяют. Они меня выслушают.
– Вот и хорошо. Тогда они наверняка поверят тебе, когда ты обличишь меня как ведьму.
– Что-о?
– Скажи им, что ты меня никогда не любил. Что я тебя околдовала, и всё.
– Да ни за что!
– Скажи, что это я виновна во всех преступлениях, что совершились нынче ночью – и не только в них.
– Тебя же убьют!
– Меня всё равно убьют, что бы ты ни говорил. А если ты примешься меня защищать, тебя объявят соучастником, только и всего. И кто тогда малыша растить будет? И как же Кара? Что за жизнь её ждёт, без отца, который бы о ней заботился?
– Я тебя не предам!
– Ты предашь меня, если не сделаешь, как я сказала!
Хелена притянула его к себе и нежно поцеловала в губы.
– Уильям, прошу тебя! Так надо.
– Ты для меня весь мир, Хелена!
– И ты для меня тоже.
Она смотрела ему в глаза, и Кара увидела, как между ними промелькнуло нечто – нечто, посеянное и вскормленное смехом, и слезами, и посиделками рука в руке при свете очага – и всеми прочими мгновениями жизни, проведённой вместе.
Папа отвернулся первым.
– Не говори им правды, – сказала мама. – Особенно Каре. Когда меня не станет, говори обо мне только плохое. Пусть поверит, что я и была именно таким чудовищем, как шепчутся люди. Тогда, когда она начнёт применять свою силу, она будет относиться с должной оглядкой к её опасностям.
Мама отвернулась, не желая показывать своих слёз.
– Лучше всего, если больше всего на свете она будет бояться стать такой, как я. На вот. – Мама сунула что-то маленькое папе в карман. – Когда придёт время, ты это поймёшь.
С другого конца дома послышались крики, звуки приближающихся шагов. Папа шагнул к двери, собираясь её запереть, но мама покачала головой.
– Иди сюда, любовь моя, – сказала она и похлопала по тюфяку. – Сядь со мной рядом и погляди, какой чудесный малыш у нас получился. Разве это не магия, самая удивительная из всех?
Птицын глаз потух, стены почернели.
– Ещё! – воскликнула Кара. – Покажи ещё!
Но рядом никого не было. Никакой птицы.
Внезапно в её отвыкшие от света глаза ударило жёстокое солнце. Крышку Колодца открыли.
Перед ней повис конец верёвки.
«Все были не правы, – думала Кара, обвязываясь верёвкой под мышками. – Мама никому не причиняла зла. Она пожертвовала собой, чтобы защитить своих детей…»
Кара сжала медальон, висевший у неё на шее, и улыбнулась.
– Мама была хорошая! – сказала она.
Верёвка натянулась, и Кара Вестфолл поплыла наверх, навстречу манящему свету дня.
Серые плащи привели её в небольшую конюшню. Один из денников был нарочно приготовлен для неё: стенки укреплены и подняты до самого потолка. Ей дали простую бурую рубаху и ведро горячей воды и оставили одну. Кара услышала звон цепей, запираемых на замок по ту сторону двери.
Она быстро помылась, переоделась, легла спать и проспала почти двое суток.
Когда Кара проснулась, было раннее утро. Тоненькие лучи света заглядывали в щёлочки в стене конюшни. Сквозь узкое зарешёченное оконце в двери Каре был виден столик и стул. На стуле сидел фен-де Стоун и подрезал себе ногти перочинным ножичком. На кончике носа у него висели двойные линзы в тонкой металлической оправе. Кара слышала разговоры о подобной магии из Мира: маленькие зеркальца под названием «очки», которые вместо того, чтобы отражать изображение, улучшают зрение.
Позади фен-де Стоуна стояли двое серых плащей.
– Мой брат… – сказала Кара. Голос у неё был сухой и хриплый. – Он жив?
Фен-де кивнул одному из стражников. Тот вынул из складок плаща металлический стаканчик и наполнил его водой из фляги. И протянул стаканчик Каре сквозь решётку. Девочке ужасно хотелось запустить этим стаканчиком ему в рожу, но жажда оказалась сильнее гордости: она выхлебала воду в три глотка. Вода была ржавая, тёплая, и ничего вкуснее Кара в жизни не пробовала.
– Мой брат?.. – повторила она.
– Он жив, – ответил фен-де. – Но он очень плох, бедный мальчик. Голова опухла, и горячка не отпускает. Доктор Мэттер, преданная душа, каждый день ставит ему пиявки, но Таффу всё хуже. Положение весьма затруднительное…
