– Ты, конечно, можешь так думать. Но я всё-таки предпочитаю винить тех, кто меня тут запер.
– Наверно, он знал, что мы с тобой друзья, что я сделаю всё, что он хочет, если только он пообещает тебя не трогать. Но я просто не могу сделать то, чего он хочет, потому что это невозможно, а теперь…
– Да не в этом дело.
– Тебе очень плохо? Тебя сильно избили, да?
– Если бы ты дала мне…
Кара, сама того не замечая, принялась изо всех сил оттирать ему подбородок. Лукас перехватил её руку.
– Во-первых, это больно. Очень больно.
– Ой, извини!
– А во‑вторых, это не они меня нашли, Кара. Это я сам их нашёл. Прошлой ночью я пробирался через лес на задах, пытаясь подкрасться поближе к конюшне. И меня схватили.
Кара кивнула. Теперь она вспомнила.
– Я слышала, как они тебя ловили! Но зачем ты это сделал? Ты же наверняка знал, что тебя за это накажут.
И тут она увидела, к своему изумлению, как щёки Лукаса залились краской. Кара никогда в жизни не видела, чтобы он краснел.
– Ну, я пытался тебя спасти… – сказал он.
Для начала Кара рассердилась. Она уже открыла было рот, собираясь сказать Лукасу, что она совершенно не нуждалась в том, чтобы её спасали. Что он загубил её единственный план, потому что теперь она не сможет думать ни о чём, кроме того, чтобы его уберечь. Что он круглый дурак, если думал, будто её жизнь стоит того, чтобы её спасать…
Она собиралась сказать ему всё это – более того, собиралась прокричать это ему в лицо, – но вместо этого сумела лишь неуверенно произнести «Ой…»
Ненадолго наступило молчание. Лукас рассеянно потирал то место, где когда-то были его два пальца.
– Нет, я, конечно, ценю твою смелость, – сказала Кара, – потому что… ну… нет, правда, очень ценю. Но скажи, о чём ты думал?
– Ну, угадай.
– Ты всего лишь один человек. Мальчишка. Ты что, в самом деле рассчитывал, что сумеешь перехитрить целую армию серых плащей?
– И вовсе не целую армию. Только тех, что сторожат твою камеру!
– Ты же всё испортил! – воскликнула Кара. – Завтра мы идём в Чащобу за гримуаром, потому что я ему сказала, что гримуар там, но я ему соврала – я-то думала, если я выберусь отсюда, у меня будет хоть какой-то шанс сбежать, а когда он узнает, он тебя убьёт, и все из-за меня! Если, конечно, Сордус не доберётся до нас раньше. А Тафф умирает, и если со мной что-то случится…
– Кара!
В темноте его голос прозвучал на удивление громко.
– Кара, помнишь Танит? Старую чистильщицу, что живёт в доме по соседству с моим? Она слишком много лет провела у костров и теперь постоянно бормочет о пересохших водопадах и словах, сделанных из нарубленного неба?
– Ну?
– Так вот, по сравнению с тем, что ты тут сейчас наговорила, её болтовня ещё довольно внятная.
– Не смешно! – фыркнула Кара, но всё же невольно улыбнулась. – Да нет, понимаешь, просто всё внезапно вышло из-под контроля. Я даже не знаю, с чего начать.
Лукас взял её за руку.
– Знаешь, я не умею плести байки, но мне всегда казалось, что начинать лучше всего с начала. Не торопись. У нас вся ночь впереди.
Она рассказала ему всё.
И про одноглазую птицу. И про то, как побывала в Чащобе. И как нашла гримуар. И про своё первое заклинание. И про тёмное искушение книги. И про могущество Грейс. И про похищение Таффа. И про гибель Саймона. И про своё видение в Колодце.
Лукас всё время молчал, не выражая ни своего мнения, ни сочувствия. Просто слушал.
К тому времени, как она договорила, до рассвета оставалось меньше часа. И хотя Кара не спала всю ночь, она чувствовала себя отдохнувшей лучше, чем за все предыдущие недели. Она вспомнила, что однажды сказала ей мама, когда Кара, снедаемая раскаянием, созналась в какой-то мелкой проказе: «Вот видишь, детка: тайны и ложь могут быть тяжелее камней».
Лукас поднялся на ноги, потянулся в темноте. Выглянул в крохотное оконце.
– А как ты думаешь, этот гримуар может использовать кто угодно? Или только…
– Ведьмы?
– Люди, обладающие нужным даром?
– Констанс говорила, что она его использовать не могла. Я подозреваю, что поначалу мама хотела выучить их обеих, но способности оказались только у Эбби.
– Давай посмотрим, правильно ли я всё понял. Ты видишь чистую страницу, пока не заколдуешь какое-нибудь существо, и после этого в книге появляется его изображение. Но Грейс…
– Грейс открывает книгу, и там появляется всё, что она захочет.
– Но что это означает? Почему вы такие разные?
– Она могущественней меня. Я только и могу, что заколдовывать животных. А Грейс может делать всё, что захочет.
Лукас покачал головой.
– Я в этом не уверен. Вспомни, ведь это гримуар решает, что Грейс может, а чего не может. Твои способности, возможно, и ограничены, но всё же это твои способности. Ты и без книги всегда умела обходиться с животными, так хорошо, что зачастую это смахивало на ворожбу. Гримуар просто усилил твой дар, позволил тебе сделать шаг вперёд. А у Грейс всё как-то чересчур легко получается. У меня такое ощущение, что это гримуар её использует, а не она его.
Кара никогда не смотрела на дело с такой стороны.
– Он даёт ей именно то, чего ей надо, чтобы она продолжала им пользоваться, потому что когда она сотворит Последнее Заклинание, он заполучит её навеки, так же, как тётю Эбби?
Кара содрогнулась, вспомнив ужас, что слышался в голосе Эбби.
– Как ты думаешь, что с ней произошло? Может быть, она до сих пор… жива?
– Не знаю, – ответил Лукас. – Ты, главное, смотри, чтобы самой никогда этого не узнать.
– Да уж не беспокойся! С магией я покончила. Всё, чему нас учили, все эти наставления в «Пути» – чистая правда. Магия – это зло.
– В самом деле? Я вот послушал тебя, и теперь я в этом не уверен.
– Но это же всё случилось из-за магии!
– Неправда. Это всё случилось из-за того, что Грейс Стоун – которая, как ты, возможно, заметила, с самого начала была не очень-то хорошим человеком – понравилось то ощущение власти, которое даёт магия, и она захотела ещё и ещё. И перестань уже винить во всём себя. Насколько я могу судить, твоя магия спасла жизнь мне и Таффу.
– Ошибаешься. Я сделала много плохого.
– Ну, а кто из нас не делал?
– Я ведьма, как все и говорили!
– Ну да, конечно. Но это ещё не значит, что ты плохая.
– Я же человека убила!
– Ну, а если бы ты этого не сделала? Тогда на твоей совести была бы смерть Таффа. Ты сделала то, что надо было сделать, хотя тебе этого и не хотелось. Это не зло. Это мужество.
