Кара обхватила коленки руками.
– Тогда почему я совершенно не чувствую себя отважной?
– Потому что тебе не до этого: ты чувствуешь себя виноватой. Если твой план сработает, тебе придётся сжиться с тем, что ты ведьма, и это часть тебя. Потому что если всё пойдёт хорошо, тебе придётся снова использовать магию.
– Я даже не знаю, смогу ли я.
– Сможешь. Я знаю, что ты сможешь, когда придёт время. Надо просто придумать, как сбежать от серых плащей…
– …Пробраться назад в деревню, мимо сотен людей, которые станут за мной охотиться, и уговорить моего злейшего врага исцелить моего брата.
– Да, если так подумать, мой план твоего спасения был не такой уж безумный!
Кара встала и подошла вплотную к нему.
– Я тебе ещё одну вещь не сказала. Я видела Сордуса.
Лукас не произнёс ни слова, но Кара увидела, как он сильнее стиснул решётку.
– И как это было?
– Даже не знаю. Это всё равно что пытаться описать свой сон после того, как проснёшься. Я только помню, как я себя чувствовала в его присутствии. Мне было холодно. И одиноко.
– Чащоба тянется на сотни миль. Мы сбежим сразу, как только представится возможность. Есть шанс, что мы к нему и близко не подойдём…
Лукас старался говорить смело, но Кара слышала страх в его голосе.
– Хотелось бы верить. Но он говорил со мной. Он знает моё имя.
– Ты думаешь, он хочет причинить тебе зло?
И Кара наконец высказала свою самую страшную тайну, ту мысль – слишком ужасную, чтобы произносить её вслух, – что крутилась у неё в голове с той ночи, как она побывала в Чащобе.
– Я не думаю, что он хочет мне зла, – сказала она. – Я думаю, он хочет забрать меня себе.
Глаза у Лукаса расширились. Он отвернулся к окну. Ещё не рассвело, но на горизонте уже засветился мягкий розоватый полукруг.
– Ладно, хватит болтать, – сказал он. – Давай побережём силы. Сейчас единственное, что мы можем, – это сидеть и ждать, пока за нами придут.
20
За ними так и не пришли.
Солнце встало, залило денник теплом и светом, но за стенами всё по-прежнему было тихо. Ни голосов сменяющихся часовых. Ни цокота копыт в отдалении.
И завтрака им никто не принёс.
– Наверно, фен-де Стоуна отвлекли какие-нибудь особо важные дела, – сказал Лукас. – Давай, что ли, попробуем поспать, пока есть возможность?
Кара кивнула. Но ей не верилось, что у фен-де Стоуна просто нашлись дела поважнее. «Ты его не слышал! Он твёрдо намерен найти гримуар и восстановить славу своего народа. Ничего важнее этого быть не может».
Невзирая на сумбурные мысли, Кара всё-таки сумела заснуть. Когда она снова проснулась, вечерело, и Лукас стоял у окошка.
– По-прежнему тихо, – сказал он.
И всю ночь было тихо.
На следующее утро ребята прочесали денник в поисках уязвимых мест. Поначалу им не везло, но потом Лукас обнаружил копытный напильник, застрявший в щели между досок пола.
– Может быть, этим можно было бы вскрыть замок, – сказал он, – если бы я только знал, как это делается.
– А может быть, им можно подковырнуть гвозди, – предложила Кара. – Разобрать часть стены и вроде как прокопаться наружу.
Чего они только не испробовали, чтобы достать напильник – и прыгали по доскам, и ногтем ковыряли, и пытались его подцепить сложенной вдвое соломинкой… Ничего не вышло.
Миновало три дня. Они страдали от голода, но это были пустяки по сравнению с жаждой. Чтобы сберечь влагу, остававшуюся в их потрескавшихся губах, они принялись общаться жестами. Однако по большей части они просто лежали на полу и ждали, когда что-нибудь наконец произойдёт.
– Ну почему же никто не приходит? – прошептал Лукас, когда стемнело.
– Он хочет, чтобы мы ослабели, – ответила Кара. – Чтобы быть уверенным, что мы сделаем всё, чего он от нас потребует.
– А вдруг он передумал?
– Нет. Ему слишком нужен гримуар.
– Может, он его и без нас нашёл? Застукал с ним Грейс?
Кара содрогнулась. Такого варианта она не предусмотрела…
– Ты прав, – сказала она. – Если он заполучил, что хотел, он мог просто оставить нас тут умирать. С него станется.
Лукас взял её за руку.
– Забудь о том, что я сказал. Ты была права. Он просто хочет нас ослабить. Мы не можем допустить, чтобы он победил.
– Слушай, давай поговорим о чём-нибудь другом, а? – попросила Кара. – Просто ненадолго сделаем вид, будто всё нормально?
– Конечно! – сказал Лукас. В деннике сделалось тихо. Кара пыталась придумать, что бы такое сказать – что-нибудь нормальное…
Лукас заговорил первым:
– Хэнсон Блер мне соврал. Он понятия не имеет, где моя семья. Я его застукал, когда он смеялся надо мной со своими дружками. Каким же дураком я себя чувствую!
– Ты не дурак, Лукас. Тебе просто очень хотелось поверить. В этом нет ничего плохого.
В его голосе послышалось непривычное отчаяние:
– И теперь я даже не узнаю, кто они! Я никогда не смогу спросить, почему они бросили меня здесь…
Каре ужасно хотелось его утешить, но раны Лукаса были слишком глубоки для утешений. Поэтому она просто обняла его за плечи.
– Знаешь, я даже рада, что они так сделали, – сказала Кара. – Ведь ты мой лучший друг!
Сквозь темноту она увидела, как Лукас улыбнулся.
– Значит, мои родители обрекли меня на вечное рабство и тяжкий труд в поле ядовитых растений, а ты и рада? Тоже мне, друг называется!
Кара ущипнула его за руку.
– Ничего, мы отсюда выберемся! – сказала она. – Жди. Должно же нам хоть чуть-чуть повезти!
Проснулась она от звона ключей.
Сквозь туман в заспанных глазах она увидела огромную фигуру, с лицом, прячущимся в складках капюшона, пытающуюся отпереть замок их камеры. Руки у человека отчаянно тряслись.
– Лукас! – шепнула Кара. – Лукас! Проснись!
Лукас что-то пробормотал и перевернулся на другой бок.
Мужчина уронил большую связку железных ключей. Наклонился за ними. Снова принялся возиться с замком.
Кара ткнула Лукаса. Сильно.
– Чего? – спросил он. Он был всё ещё сонный, но глаза у него были открыты.
Кара указала на фигуру. Дверь как раз отворилась. Человек вошёл в камеру и сбросил капюшон.
