Она положила гримуар на кровать и дрожащей рукой разгладила первый из чистых листов.
«Это должно сработать. Тот, другой гримуар позволял мне только заклинать живых существ, но этот-то другой. Это мамин гримуар, а мама была целительница!»
Дыхание Таффа сделалось ещё слабее с тех пор, как Кара его видела в последний раз. На подушке, там, где он повернулся и закашлялся во сне, виднелось свежее пятно крови. Тонкие голубые жилочки просвечивали сквозь кожу.
Он уже больше походил на мертвеца, чем на живого.
Кара положила ладонь на блокнот. В отличие от гримуара тёти Эбби, он не взывал к ней, не соблазнял могуществом. С одной стороны, это внушало надежду. Возможно, гримуары тоже бывают добрые или злые, и если так, этот, безусловно, был добрым. Тем вероятнее, что он позволит ей сотворить исцеляющее заклинание.
С другой стороны, всё-таки хорошо бы, чтобы он подал ей хоть какой-нибудь знак. Коснувшись страницы гримуара, Кара не почувствовала ничего. Призывать животных было для Кары второй натурой, и хотя она не пользовалась магией больше недели, она не сомневалась, что и теперь без труда может это проделать. С заклинанием исцеления всё было иначе. Призывание было для неё родным языком. А исцеление – нет.
Не зная, что делать, Кара просто пожелала, чтобы Тафф выздоровел.
Ничего не произошло.
Она приказала, чтобы Тафф выздоровел, а когда это не сработало, повторила вслух:
– Тафф Вестфолл, пусть раны твои исцелятся, и тело вновь сделается целым и невредимым!
На миг ей показалось, будто страница шевельнулась, но потом Кара решила, что это просто сквозняк сыграл с нею шутку.
Кара напряглась, представляя себе, как Тафф исцеляется от болезни. Как его бледные щёки вновь румянятся здоровьем. Его смех, переполненный жизнью… Кара наклонялась вперёд всё сильнее, пока не уперлась лбом в блокнот. Она потянулась, взяла холодную ручонку Таффа в свои руки, с лихорадочным упорством желая ему здоровья, пока одежда на ней не взмокла от пота, а последняя оставшаяся в комнате свечка не догорела.
Рука Таффа осталась неподвижной.
Кара схватила свой стул и запустила его в стену.
– Ну почему же ничего не получается?!! – заорала она. – Ведьма я или не ведьма?
В дверь озабоченно постучали, но Кара не обратила внимания на стук, и со временем он прекратился.
– Что же мне делать? Пожалуйста, кто-нибудь, скажите, что мне делать?
Она стиснула свой медальон в поисках поддержки, потом залезла на кровать и взяла Таффа на руки. Это было всё равно что держать огонь – только огонь, по крайней мере, пылает жизнью. А единственным признаком того, что Тафф всё ещё пребывает в этом мире, была его слабо трепещущая грудь.
Нет, такому хрупкому существу не пережить путешествия в Мир… Её магия была его последней, отчаянной надеждой.
Если бы только Кара могла взять его болезнь на себя, она бы это сделала не колеблясь. Однако заклинания для подобной самоотверженности не было, поэтому Кара просто держала Таффа на руках, позволив чувству вины окутать себя чёрным коконом. «Ничего этого не случилось бы, если бы я следовала Пути и прислушивалась к урокам моего народа!» Они были правы с самого начала: магия – развращающая сила, злое искушение, которое может привести лишь к тьме и смерти. Она вела себя как дура, а её брат за это поплатился.
Спустилась ночь, тёмная и тихая. Наконец жар Таффова тела сделался настолько невыносимым, что Кара немного подвинулась вправо, и при этом нащупала среди одеял что-то необычное. Книгу. Поначалу Кара подумала было, что это та бесполезная книга заклинаний, но нет – в этой новой книге страниц было меньше, и не все они были одинакового размера. Кара открыла первую страницу и, прищурившись, разглядела на ней детский рисунок. Там были мальчик и, судя по длинным волосам, девочка.
Кару пробрала радостная дрожь: она узнала книгу, которую они сделали вдвоём с Таффом. Папа говорил, что в начале недели Тафф ещё мог говорить – должно быть, это он настоял на том, чтобы захватить книгу с собой. Может быть, папа даже читал её ему вслух… Всего неделю назад он бы спалил эту книгу в печи при первом же упоминании магии, но Кара предположила, что в этом новом мире капелька утешения важнее предрассудков…
«Но только ли ради утешения он взял её с собой? Может быть, Тафф пытался мне что-то сообщить?»
Идея вспорхнула и заметалась, будто рой светлокрылок.
– Да нет, это безумие, – сказала Кара. – Всё равно ничего не выйдет.
Да, но… попробовать-то можно?
Кара положила гримуар на колени и закрыла глаза. Не имея живого образца, на который она могла бы опираться, она была вынуждена представлять себе Джейбенгука в своём воображении, так же, как и здорового Таффа. И результат поначалу выходил убийственно схожий. Но потом Кара что-то почувствовала. Где-то что-то нащупалось, так, будто заклинание было забытым воспоминанием, которое она никак не может припомнить, но всё же оно тут, под рукой, главное, найти зацепку, которая к нему приведёт.
И Кара принялась рассказывать сказку.
– Давным-давно, в те времена, которых и самые старые люди не упомнят, жил да был мальчик, которого звали Самуэль. Они с сестрой любили играть с головастиками, карабкаться на высокие деревья и танцевать под пение реки. Но вот однажды Самуэль заболел ужасной болезнью и играть больше не мог.
Слова, которые она столько раз повторяла, вспоминались без усилий. И, как всегда бывает с самыми лучшими сказками, само повествование утешало и успокаивало. К тому времени, как Самуэль с сестрой встретились с Паучихой, разум Кары уже готов был поверить в невозможное. Её пальцы коснулись раскрытого гримуара – и странные новые знаки всплыли из глубины страницы. В щели заколоченных окон хлынул золотой свет ярче солнца.
– Самуэль лежал в своей постели и дрожал. Джейбенгук пролетел через комнату…
Кара открыла глаза. Заканчивать сказку уже не было нужды.
Джейбенгук прилетел.
Он оказался совсем не такой, каким она его представляла. Кара не понимала, как такое может быть: ведь, в конце концов, это существо не что иное, как плод её воображения, – но это было так. Его крылья были именно такого золотистого отенка, какими она их и воображала, но шире, намного шире, больше всей комнаты, так что кончики крыльев (чуть тронутые зеленью – тоже новая подробность) загибались, упираясь в стенки, и создавалось впечатление, будто Джейбенгук не парит над Таффом, а стоит на крыльях. Его глаза – тёплого янтарного оттенка, что напоминал о сонных летних днях, когда так сладко прикорнуть в теньке, – смотрели на Таффа с нежностью молодой матери.
– Спасибо тебе! – сказала Кара. Если всё произойдет именно так, как в сказке, это случится очень быстро, и она хотела поблагодарить заранее, чтобы потом не жалеть, что не успела.
Что ж, хотя бы в самом главном её сказка оказалась верна. Джейбенгук раскрыл свой массивный клюв и закричал. В замкнутом пространстве звук получился невыносимо громким. Горшок Таффа с лязгом покатился по полу, стены дрогнули в ответ, последние оставшиеся в окнах стёкла вылетели. Кара услышала, как кто-то забарабанил в дверь, но в дверь упиралось левое крыло Джейбенгука, и открыть её было невозможно.
