– Но у Констанс не оказалось дара.
– Да.
– Почему же Констанс не сказала мне правды?
– Потому что тогда ты бы поняла, что Хелена вовсе не была плохой. И вместо того, чтобы бояться магии, ты бы подумала: «Ну, раз моя мама могла контролировать своё могущество, значит, и у меня получится!» И ты не была бы так осторожна, используя гримуар.
Папа поднял небольшой ящик, собираясь снова взяться за работу.
– Ну, а что ты мне сказать-то хотела?
Кара мягко взяла его за локоть.
– Постой, пап. Послушай.
Он опустил ящик на землю и посмотрел ей в глаза.
– Мама велела кое-что тебе передать.
– Кара! Ну не надо…
– Тс-с! Мама сказала: «Уильям, ты ни в чём не виноват. Ты был мне преданным мужем до самого конца. Тебе незачем умолять меня о прощении, потому что мне нечего тебе прощать. Отдай дань моей памяти: живи своей жизнью!»
Папа не стал плакать, но Кара всё равно заключила его в объятия. И пока они стояли так, обнявшись, Кара Вестфолл, Девка-Ведьма, думала о словах Констанс: «Они не плохие люди, Кара. Они могут поступать плохо из страха или по глупости, но большинство из них хочет жить простой жизнью вместе со своими родными. Этим они не отличаются от всех остальных – даже от тебя». Она думала о своей матери, которая рисковала всем, пытаясь спасти подругу. А потом она подумала о загадочных взглядах деревенских – и поняла наконец, какую ответственность налагает на неё магия.
Не прошло и часа, как все уже спали. Кара их понимала. До парома путь неблизкий, всем надо было выспаться. Перед тем, как уйти, она в последний раз взглянула на своих родных. Тафф скинул с себя одеяло и лежал на боку, угнездившись в изгибе папиного локтя. Оба они крепко спали. На папином лице витала слабая тень улыбки.
Что ж, если это будет её последнее воспоминание о них – могло быть намного хуже.
Кара взяла с телеги с припасами всё, что могло ей потребоваться: фонарь, чтобы освещать себе путь, пока не рассветёт, флягу свежей воды, чёрный плащ для тепла. Всё это сделает её путешествие более удобным, но в конечном счёте всё это неважно. На самом деле всё, что ей было нужно, это потрёпанный блокнот в кармане и пять чистых страниц в нём («нет, четыре!»).
Пешком до деревни было около часа.
Но Кара идти пешком не собиралась.
Скрипнули двери конюшни. Большинство денников были пусты, но несколько оставшихся лошадей шарахнулись, напуганные внезапным звёздным светом. Пол не чистили уже больше недели, и в конюшне оглушительно воняло навозом и плесенью.
Она прошла к самому дальнему деннику.
– Добрый вечер, Тенепляска, – сказала Кара.
Кобыла заметно похудела, как и все прочие лошади. Но, судя по глазам, больше всего она жаждала свободы. Как только Кара протянула руку к засову, Тенепляска взбрыкнула. Мощные задние ноги ударили в деревянную стенку.
– Ты уверена, что это стоит делать? – спросил знакомый голос. Кара стремительно развернулась и увидела Лукаса, выглядывающего из-за стенки соседнего денника. Глаза у него запали, но взгляд был бдительный.
– Ты вернулся! – воскликнула Кара. Несмотря на то что отец пытался её успокоить, она всё же ужасно переживала.
– Там внутри и лечь-то негде, вот я и нашёл себе пустой денник.
Он лукаво улыбнулся.
– А может, просто привык уже спать в конюшне!
– Всегда подозревала, что ты наполовину конь! – поддела его Кара.
– Может, потому я тебе и нравлюсь?
Это всё была их обычная болтовня, они просто перебрасывались словами. Тем не менее Кара невольно отвернулась. Какая-то тяжесть висела в воздухе этой ночью.
– У меня для тебя кое-что есть, – сказал Лукас. – Я его тебе на корабле собирался отдать, но, пожалуй, можно и сейчас.
Он пошарил под стеной.
– Ты извини, постирать его я не успел, – сказал он.
И вручил ей тщательно сложенный свёрток, аккуратно перевязанный соломенными жгутами. Платье её матери.
– Ты туда ходил ради этого? – спросила Кара. – Ради меня?
– Я его увидел в лабиринте тогда ночью и понял, что оно тебе, наверно, пригодится. А мы сюда больше не вернёмся, поэтому…
Кара провела пальцем вдоль золотого завитка. Она помнила, как мама сидела у огня, вышивая на дорогой алой ткани этот самый узор. Это заняло у неё много месяцев.
– Спасибо тебе большое! – сказала Кара. – Это самая добрая услуга, которую мне кто-нибудь когда-нибудь оказывал.
Она вывела из денника Тенепляску. Лукас шёл рядом.
– Я тут заночевал не только ради платья, – сказал он, отмахиваясь от нескольких назойливых комаров. – Я подозревал, что ты выкинешь какую-нибудь глупость. Вроде того, что ты затеяла сейчас.
– Им нужна моя помощь, – сказала она. На её губах эти слова звучали странно.
– А то как же, – сказал Лукас. – Но это ещё не значит, что они её заслуживают. Тафф жив, Кара. Ты сделала ровно то, что собиралась. Завтра утром всему этому придёт конец. Мы в безопасности.
– Но ведь многие же остаются!
– Ну и пусть.
Кара ещё никогда не слышала в голосе друга такой холодности.
– А если бы это ты застряла там, в деревне? Хоть одному из них пришло бы в голову помочь? Конечно, нет! Они только о себе заботятся. Так жизнь устроена. Так всегда было.
– Мы ведь и чистильщиков тоже бросаем, – сказала Кара. – Твоих товарищей. Разве они не заслуживают помощи?
Лукас ощетинился.
– Ты не можешь с ней бороться, – сказал он. – Она тебя убьёт!
После этого говорить было уже не о чем. Идя по разные стороны от кобылы, Кара с Лукасом прошли через поле и подошли к белой изгороди, отмечавшей границы фермы. Проселочная дорога, обложенная булыжниками, вилась в глубь острова. По ней Кара выедет на большак, который у них назывался попросту «Дорогой», и, под прикрытием высаженных вдоль неё раскидистых грабов, поскачет в деревню.
Девочка распахнула ворота. Первые размытые пальцы света стирали с небосвода звёзды. Вдали качались и скрипели высокие деревья Чащобы, заманивая к себе.
Он и правда был красив, этот остров. Её дом.
– Все случившееся – моя ответственность, – сказала Кара. Тенепляска дёргала повод – ей не терпелось пуститься в путь. Кара ласково погладила лошадь по носу. – Не только то, что случилось с Де-Нораном, но и то, что случится с Грейс, если она попадётся в ловушку гримуара.
– Кара, она сама себе яму вырыла.
– И что, значит, надо обречь её на вечные муки? Никто не достоин такой участи, сколько бы зла он ни натворил. Надо её спасти. Надо всё исправить.
