На Лукасе были коричневые брюки и обтягивающая вязаная кофта. Сегодня утром он сходил на Сжигалище вместе с остальными чистильщиками, которые отправлялись в Мир, и спалил там свою старую одежду.
– Тебя не удивляет, что так много чистильщиков решили остаться? – спросила Кара.
– Они ж никакой другой жизни не видели, – ответил Лукас. – Страшно всё-таки всё бросить и податься в чужой мир, которым их всю жизнь стращали.
– А ты как же? Тебе не страшно?
Лукас покачал головой.
– У меня такое чувство, что я наконец-то жить начинаю.
Они молча перешли на другую сторону палубы, где висела верёвочная лестница, ведущая к маленькой лодочке, которая весело подпрыгивала на волнах. Кара обернулась к Лукасу, но в глаза ему смотреть не стала. У неё ушло две недели на то, чтобы уговорить его уехать. Если он увидит, как ей хочется, чтобы он остался, он может ещё и передумать.
«Для него так лучше. Это то, что ему нужно».
– Кара… – начал он, но тут один из матросов окликнул его, и хотя Лукас показал ему палец – мол, дай ещё минутку, – Кара, дождавшись, пока он обернётся к ней спиной, быстро спустилась по лестнице и спрыгнула в лодку. К тому времени, как Лукас вернулся, Кара была уже далеко. Он махал ей, и Кара махала в ответ, радуясь, что на таком расстоянии ему не видно, как она плачет. Лукас обещал вернуться следующим же рейсом, но Кара не могла отделаться от мысли, что никогда больше его не увидит.
Народ Де-Норана трудился как пчёлки, восстанавливая разрушенную деревню. Вставили новые окна. Починили крыши. Собрали обломки и осколки. И – возможно, самое впечатляющее из всех деяний – почти все сидельные камни отыскали и притащили на место. Лишь те, что запутались в паутине, остались висеть на месте: эту паутину не брали ни сталь, ни огонь. Старейшины поговаривали о том, чтобы срубить деревья, на которых они висят, но папа отказался. Он решил, что висячие камни послужат напоминанием для будущих поколений – напоминанием о том, что магия, как и люди, способна и спасать, и губить.
Кара пришла к дереву фенрут последней. Люди обернулись посмотреть, кто это явился, – и толпа притихла. Как обычно, большинство людей смотрели себе под ноги, стараясь не встречаться с ней взглядом. Однако папа уверял её, что это уже не страх, а почтение. Может быть, даже любовь.
Кара почувствовала, как вспыхнули у неё щеки. Привыкнет ли она когда-нибудь к этому?
Тафф приберёг для неё камень в первом ряду. Щёчки у него были румяные, здоровенькие и все в крошках.
– Вдова Миллер нам целый противень яблочных пончиков напекла! Я хотел один тебе оставить, но ты опоздала, а я проголодался…
Кара рассмеялась и отряхнула ему щёки. В последнее время вдова Миллер частенько бывала у них дома. Кара слышала, как они с папой болтают на крылечке, когда думают, что она уже уснула, болтают и смеются. Рэйчел ей нравилась – вдова Миллер настаивала, чтобы Кара звала её Рэйчел, – но она сама не знала, как относиться к такому повороту событий. Её настоящий папа вернулся к ней совсем недавно, и Кара была пока не готова делить его с кем-то ещё.
– Я буду скучать по Лукасу, – сказал Тафф. – Но он обещал привезти мне из Мира новые инструменты, каких я и не видывал. И ещё он сказал, что когда я подрасту, я смогу поехать с ним и увидеть…
Он запнулся, заметив, что Кара старается улыбнуться, но у неё никак не выходит.
– Ой, да… – сказал он. – Кто-кто, а уж ты-то в самом деле будешь по нему скучать.
– Ладно, ничего, – сказала Кара. – Главное, у меня ты есть.
Толпа внезапно разразилась аплодисментами – вперёд пробирался папа в безукоризненно-белой рубашке, Кара её сама накрахмалила. Старейшины хотели, чтобы он надел алую мантию, но папа отказался. Он согласен быть их фен-де, но на своих условиях.
– Трудись прилежно, ничего не желай! – сказал папа.
– Сохраняй бдительность! – ответило собрание.
Кара улыбнулась, вспоминая его в дни, последовавшие за битвой. Как непринуждённо он взял на себя руководство всеми делами, как организовывал поисковые отряды и временные лечебницы, как распоряжался восстановлением разрушенного. Он почти не спал всю эту неделю и руководил деревней твёрдо и доброжелательно, сумев объединить деревенских и чистильщиков. В своё время жители Де-Норана его любили – теперь они полюбили его снова. К концу недели, когда он проходил мимо, дети бросали свои игры. Кружок преданных помощников следовал за ним повсюду, ожидая приказов. И когда наступило время выбирать нового фен-де, никакие другие имена даже и не обсуждались.
– Я никогда не отличался красноречием, – сказал папа. – И с возрастом не стал говорить лучше. Но с этим я могу смириться. Слова дело хорошее, но словами поля не вспашешь и крышу зимой не заделаешь. Слова не могут исправить содеянного. Это могут только люди.
Он неловко переступил с ноги на ногу, сунул руки в карманы. Собрание следило за ним, ловя каждое слово, каждую паузу. Как загипнотизированное.
– Вы, наверно, заметили, что со времени трагедии у нас всё шло хорошо. Все уживались друг с другом так, как тому и следует быть. Это потому, что у нас была общая цель. Стремление починить свой дом, стремление всё исправить. Ничто так не сплачивает людей, как общая мечта.
Каре эта речь не то чтобы не нравилась, но ей хотелось, чтобы папа поскорее договорил и жизнь снова вернулась в нормальное русло. После той ночи у конюшни она с папой почти не разговаривала. Он всё время был так занят, так занят, и даже когда он возвращался домой, там всё время толклись посетители, в дверь днём и ночью то и дело стучались, кто спрашивал совета, а иные просто хотели, чтобы он коснулся рукой их лба. Как-то ночью Кара проснулась и обнаружила, что у них на кухне беременная батрачка стоит перед папой на коленях! Каре это показалось странным, но папа все свёл к шутке, сказав, что женщина просто перегибает палку и сильно переживает из-за здоровья своего малыша.
– Но теперь наша деревня снова восстановлена, – продолжал папа. – Я не хочу, чтобы дальше всё пошло по-старому. Нам следует оставаться едиными. Оставаться верными своей мечте – единственной настоящей мечте. Полному и окончательному отвержению магии.
«Что-что? Что он сказал?!»
– Каждая жизнь, которую мы потеряли: матери, отцы, сыновья, дочери, – потеряна по вине магии. Недавние события лишний раз доказали то, что Дети Лона знали много веков: в колдовстве нет ничего хорошего, колдовство несёт лишь зло и смерть. Конечно, было бы нетрудно – даже соблазнительно – снять с Грейс Стоун вину за её деяния. Она ведь была всего лишь обычной девочкой и стала такой же жертвой магии, как и любой из тех, кого я вижу перед собой в это погожее утро. Но мы – Дети Лона, и мы-то знаем, как обстоит дело. Любому, кто прибегает к магии, не место среди нас. Любой, кто прибегает к магии, недостоин того, чтобы жить. Что, увы, заставляет нас поднять вопрос о моей дочери.
Кара огляделась по сторонам – собравшиеся остались невозмутимы. Их всё устраивало. Один только Тафф смутился и заёрзал на месте.
