Девочка попятилась и нечаянно наступила на другое пятно травы – это выглядело как фигура ребёнка. Кара окинула взглядом деревню, не обращая внимания на дома и прочие признаки жизни, которыми до сих пор было поглощено её внимание, и глядя только на землю.
Повсюду были эти пятна в виде человеческих фигур.
– Что такое? – спросила Мэри.
«Несолнца всходят! Уходи! Немедленно!»
– Надо уходить, – сказала Кара.
– И что, лишиться возможности заночевать по-людски? Почему, собственно?
Но прежде чем Кара успела ответить, Тафф крикнул:
– Глядите!
По стволу огромного дерева, стоящего напротив, ползла зелёная лиана, поднимаясь всё выше и выше прямо у них на глазах.
– И там тоже! – сказал Тафф, указывая на другой конец деревни, где по другому дереву ползла такая же лиана. – И там!
«Поздно, Девочка-Ведьма! Прячьтесь внутри!»
– Нам нужно попасть в один из домов, – сказала Кара. – Срочно.
Кара подбежала к ближайшей двери и яростно загремела засовом. Видя, что это не помогает, она ударила в дверь плечом. Дверь не шелохнулась.
Кара оглянулась на ближайшую лиану. На конце у неё набухал огромный бутон. Бутон сделался размером с волокуна, потом развернулся. Лепестки были ярко-жёлтые, в центре торчал оранжевый пестик.
– И все остальные так же, – сказал Тафф. – Красивые какие!
– Это-то меня и тревожит, – сказала Мэри. – Тут нет места красоте.
– Качалка! – воскликнул Тафф. – А давайте возьмём сиденье от качалки и используем его как таран, чтобы открыть дверь…
«Поздно!» – услышала Кара голос у себя в голове.
Пестик гигантского цветка засветился. Из оранжевого он сделался огненно-красным и принялся посылать в их сторону волны обжигающего жара. У Кары уже поползли по шее капли пота. Она была уверена, что цветок вот-вот вспыхнет. Но он не вспыхнул. Вместо этого из пестика вытекло озеро багрового света, и из всех прочих цветов тоже. Вся деревня озарилась странным сиянием.
«Несолнца», – подумала Кара.
Тафф водил ладошкой из стороны в сторону, глядя, как свет играет на коже.
– А оно, похоже, не причиняет нам вреда, – сказал он. – Может быть, оно просто хочет нас согреть?
Кара бросила на него недоверчивый взгляд.
– Да нет, – сказал Тафф. – Я тоже так не думаю.
«Я ГОЛОДЕН».
Этот новый голос отдавался слабым эхом, как будто исходил из тёмного конца тоннеля. «ГОЛОДЕН», – повторил он. В этом слове не было чувств, не было никаких потребностей, лишь холодная констатация факта, и Кара поняла, что тот, кому принадлежит голос – кто бы это ни был, – убьёт их быстро и безо всяких угрызений совести. «ГОЛОДЕН». Девочка зажала уши, пытаясь избавиться от этого голоса, но, разумеется, это не помогло – ведь слышала она его не ушами.
– Там что-то есть, – сказала Кара. Она указала вдаль, за цветы, туда, где чернел лес, нетронутый этим странным светом. – Надо выбираться из этой деревни, как можно быстрее. Я думаю, мы очутимся в безопасности, как только…
За спиной у Мэри поднялись в воздух тонкие струйки дыма.
Одно из пятен на траве вспыхнуло. Пламя было такое слабое, что Кара без труда могла бы затоптать его каблуком, и стремительно догорело.
На месте пламени остался обугленный силуэт мужчины, который вытянул руки в воздух и встал с земли.
«Я ГОЛОДЕН», – услышала Кара.
Она почувствовала, что бежит. Тафф схватил её за руку и тащил прочь. Пятна на траве вспыхивали стремительно затухающим пламенем, оставляющим после себя плоские тёмные силуэты, которые один за другим поднимались с земли.
«ГОЛОДЕН, ГОЛОДЕН, ГОЛОДЕН».
– Туда! – сказал Тафф.
Он вёл её к дому, который был намного больше прочих. «Может быть, тут жил их фен-де», – подумала Кара. Тафф даже не пытался тыкаться во входную дверь – она наверняка была заколочена наглухо. Вместо этого мальчик отпер деревянную дверку, встроенную сбоку в высокое крыльцо, и юркнул под ступеньки.
– Давай сюда! – шепнул он и потянул за собой Кару. – Скорее!
Кара была слишком рослая, чтобы просто пригнуться и войти, ей пришлось встать на четвереньки. Левая коленка, которая до сих пор не зажила после того безумного перехода через Драйе- варг, отозвалась резкой болью. Последней под крыльцо втиснулась Мэри, которая захлопнула за собой дверцу.
– Если они нас тут отыщут, деваться будет некуда, – шёпотом сказала Кара Таффу. – Ты уверен, что это хорошая идея?
– Нет, не уверен, – ответил он, – но всё равно, это намного лучше, чем таскаться по улице, когда там эти твари. По крайней мере, тут мы не на виду.
– Как вы думаете, они видели, как мы сюда спрятались? – спросила Кара.
Мэри покачала головой.
– Погляди, как они двигаются. Медленно. Неуверенно. Как будто только что пробудились от долгого-долгого сна. Они ещё не очухались.
– А тогда, может, нам лучше выбраться отсюда и пуститься бежать куда глаза глядят? – предложил Тафф.
– Нет, – отрезала Мэри. – Если и была такая возможность, мы её упустили.
Сквозь щели в обшивке крыльца Каре было видно, как чёрные фигуры бродят по деревне. Она пыталась отключиться от нарастающего гула у себя в голове («ГОЛОДЕН, ГОЛОДЕН, ГОЛОДЕН»).
– Я их слышу, – сказала Кара, – так же, как обычных живых существ.
– А управлять ими можешь? – спросила Мэри.
Кара покачала головой.
– Их голоса – будто эхо чего-то, что некогда было живым.
– Темноеды… – сказала Мэри. – А я-то думала – даже здесь, – что это всего лишь страшная сказка.
– Ну, это же просто монстры, – возразил Тафф, делая вид, будто ему не страшно. – С монстрами мы дело уже имели…
Мэри вздохнула.
– Так ты не видел, да?
– Чего я не видел?
Она ласково взяла Таффа за руку, и на секунду взгляд у неё сделался заботливым, как у любящей матери.
– Поглядите на их тени! – шёпотом велела она. – Оба поглядите!
Один из темноедов – высокий и долговязый, с руками почти до колен, – забрёл во двор дома. Кара подалась вперёд настолько, насколько хватило храбрости. Поначалу его тени было не видно – он стоял не под тем углом, – но потом багровый свет сместился, и темноед развернулся к нему, словно грелся в его лучах.
Рядом тихонько всхлипнул Тафф.
– Ой, нет… – бормотал он, – нет…
Тень темноеда была вовсе не тенью. Это был человек, мужчина под пятьдесят, с коротко подстриженной бородкой и карими глазами. Он был совершенно плоский, словно не человек, а кусок зеркала с отражением. Когда темноед двигался, мужчина повторял каждое его движение. Лицо у него было отсутствующим и равнодушным.
