Мэрино одеяло.
– Они не смогут есть наши тени, – донёсся из-под одеяла его приглушённый голос, – если мы не будем их отбрасывать!
Укрывшись под одеялом, как черепаха под панцирем, Тафф пополз обратно к сестре. Темноеды отчаянно хватали его руками, но их руки – и человеческие, и теневые – просто проходили насквозь.
Тафф приподнял край одеяла, и Кара заползла к нему.
Их окутала тьма.
Мэри немедленно прекратила орать и удовлетворённо загулила.
– Может, ей красный свет не нравился, – сказал Тафф.
– Я её понимаю, – ответила Кара. – Ну, и что мы будем делать теперь?
– Пока мы под одеялом, они нам ничего сделать не могут. Наверно, можно просто уползти из деревни. Когда мы проберёмся мимо цветов, всё будет в порядке.
Они медленно поползли вперёд. Кара держала младенца одной рукой, а на вторую опиралась. Тафф пристроился у неё под грудью. Он отпер задвижку на дверце крыльца, и они выползли наружу.
Красный свет обрушился на них со всей силой. Кара ожидала, что руки темноедов вот-вот сорвут с них одеяло. «Раз их человеческие половинки могут касаться только теней, – думала Кара, – тёмные половинки должны быть способны нападать на более осязаемую добычу…» Однако одеяло никто не трогал, и дети беспрепятственно ползли вперёд. Руки у них сделались чёрные, как сама земля.
Когда они выползли из закутка под крыльцом, Кара поднялась и пошла дальше гусиным шагом. Одеяло свисало с них, будто наряд привидения с праздника Теней. Они медленно продвигались через деревню. Ноги у Кары быстро заныли от напряжения, но так было гораздо легче нести младенца, чем когда они ползли.
Мэри явно переутомилась от крика и теперь крепко уснула на плече у Кары.
– А вдруг она проснётся, и снова взрослой, что тогда? – спросил Тафф. – На нас троих под одеялом места не хватит!
– Не думаю, что так случится, – сказала Кара. – Помнишь, сколько раз ты пытался не спать ночью, чтобы посмотреть, как она меняется?
– Я каждый раз засыпал первым.
– Может быть, магия просто не подействует, если кто-то на неё смотрит.
Тафф тряхнул головой.
– Эта мне ваша магия! Слишком уж много разных правил.
Дело шло медленно. Каждые несколько минут они вынуждены были останавливаться – не только затем, чтобы передохнуть, но и затем, чтобы Тафф мог выглянуть из-под одеяла и убедиться, что они идут именно к выходу из деревни. Каре было бы легче, если бы темноеды издавали хоть какие-то звуки: стенали, рычали, ну хоть что-то. Но тёмные фигуры двигались совершенно беззвучно, и Кара знала, что они по-прежнему рядом, только потому, что временами видела эти силуэты сквозь складки одеяла.
К тому времени, как красный свет остался позади, уже перевалило за полдень.
– Ну вот, видишь? – сказал Тафф. – Не так уж всё и страшно.
Кара кое-как распрямилась, кряхтя от боли, и откинула одеяло. Они только-только вышли за пределы деревни. Темноеды толпились в воротах, на границе красного света, стремясь пуститься в погоню, но не в силах двинуться дальше.
– Они в ловушке, – сказала Кара и уложила Мэри на мягкий моховой ковёр. – Им для жизни необходим свет несолнца. Они не могут последовать за нами.
– А как же жители деревни? – спросил Тафф. – Те, что стали частью темноедов? Они тоже в ловушке?
– Я не знаю, – ответила Кара.
– Это все Сордус, – сказал Тафф. – Я знаю. Это он любит превращать хорошее в плохое. Так же, как тогда с Тенепляской. Так же, как и со всем этим лесом… Лучше б он их убил!
Тафф подобрал толстую палку и запустил ею в сторону темноедов.
– Ненавижу вас! Ненавижу!
И тут вдруг спину Каре опалило жаром.
Она обернулась и увидела, как на дерево у неё за спиной взбирается новое несолнце. И десятки, десятки новых несолнц распускались на глазах, отрезая им путь в лес. Ещё немного – и всё вокруг будет залито красным светом.
Знакомый голос, похожий на шелест листвы, проник в её разум.
«Ты что, в самом деле надеялась спрятаться от меня? Это же моя Чащоба! Мне известно всё, что здесь происходит. Всё!»
Красный свет разливался по лесной подстилке навстречу нетерпеливо поджидающим темноедам. Они теснились у границы, точно звери в клетке. Кара увидела, как одна из человеческих теней, та самая девчушка с косичками, хлопает в ладоши от восторга.
Тафф потянулся было за одеялом, но тут ветка дерева наклонилась к нему, точно костлявый палец, подхватила одеяло и подняла его ввысь, так, что не достанешь.
«Ты знаешь, что надо делать, вексари. Повелевай! Прикажи этим существам уничтожить твоих врагов».
– Нет!
«Значит, ты умрёшь. И брат твой умрёт первым».
Новый красный свет слился с тем светом, что озарял деревню, и темноеды вырвались на волю. Тёмные фигуры торопливо заковыляли к Каре и Таффу.
«У меня нет другого выхода, – подумала Кара. – Но я сделаю так, как считаю нужным я – а не ты!»
Она мысленно понеслась вдоль старых сучьев, меж раскидистых ветвей, минуя животных, которые охотно пожертвовали бы жизнью ради неё, пока не отыскала самого подходящего… «Вот!» Порченый сидел у самой макушки дерева, его пасть была в крови его последней жертвы, его разум – выжженная пустыня смерти и насилия. Кара использовала тот жестокий экстаз, который она испытывала, отправляя сквитов вслед за Грейс, чтобы выстроить мостик между им и собой. Этот зверь был боец по натуре и попытался воспротивиться Каре, поэтому она сосредоточила свой разум и хлестала его, как кнутом, снова и снова, пока он не заскулил, давая понять, что сдаётся.
«ХВАТИТ, ХВАТИТ!»
«Ты жаждешь крови. Жаждешь причинять боль. Я обещаю тебе и то, и другое, если ты согласишься мне служить».
Она ощутила прилив жажды крови, который испытала тварь. Сердце забилось чаще.
Этот мост вёл в обе стороны.
«КРОВЕЗУБ БУДЕТ СЛУЖИТЬ! УБИВАТЬ ЗА КОРОЛЕВУ!»
Тварь принялась спускаться вниз, цепляясь за ветки когтистыми лапами. Кара слышала треск ветвей, слышала шелест и шорох – прочие животные разбегались, почувствовав его приближение.
«Это нехорошо, – думала Кара. – Я как будто снова возвращаюсь к гримуару…»
– А это что ещё такое?! – воскликнул Тафф.
Кровезуб спрыгнул на землю между темноедами и детьми, чёрная земля гейзерами взметнулась в воздух. Конечности у него поросли клочьями тошнотворно-зелёного мха, но на груди и спине у него мха не было. И кожи не было тоже. Кара увидела, как в лабиринте органов внутри обнажённой груди в безупречно согласованном ритме бьются два сердца.
Кровезуб развернулся к ней: на неё уставились четыре раскосых глаза, мигающих со скоростью крылышек колибри. Кровезуб поднялся на задние лапы, склонил голову набок и скрестил передние лапы на груди, сделавшись до жути похожим на человека.
