Тафф потянулся было за глиняной чашкой, подвешенной на одной из нижних веток.
– Лучше не трогай, – сказала Мэри. – Должно быть, у Имоджин есть свои причины держать это здесь. Лучше не выяснять.
– Но как это всё сюда вообще попало? – спросил Тафф.
Мэри покачала головой.
– Вон там, за пригорком, есть поляна. Давайте разобьём лагерь, и я вам расскажу, что знаю.
Она указала на узкую тропинку, ведущую вглубь рощи.
– А вон там и обитает Имоджин.
Взглянув напоследок на деревья, Кара ушла из рощи следом за Мэри. Земля под ногами была какая-то странная, как будто по щебёнке ходишь. Кара нагнулась, чтобы разглядеть получше, и сразу пожалела об этом.
Земля была усеяна зубами.
* * *
Они отыскали плоскую площадку на холме над рощей, и расположились там на ночь. Тафф разложил костёр, как его учили: мелкие палочки вокруг дров покрупнее, – а потом Мэри протянула ему пару сверкающих шариков из своего мешка. Тафф ударил шариком о шарик. В центре разложенного костра загорелся мягкий голубой свет, и вскоре все дрова уже пылали ярким пламенем. Мэри повесила котелок над костром и принялась что-то варить, подсыпая в варево пахучую смесь бурых и красных травок.
– Тебе нужно восстановить силы, – сказала Мэри. – Битва с темноедами была нелёгкой, но по сравнению с битвой с Имоджин это не более, чем охота на кроликов.
Она зачерпнула ложкой из котелка, вылила это в деревянную чашку и протянула её Каре.
– Спасибо.
– Не благодари пока, – ответила Мэри. – Ты ж ещё не пробовала.
И в самом деле: варево оказалось почти таким же мерзким, как чистильщицкий чай, который, бывало, пил Лукас. Однако Кара всё же заставила себя его проглотить. Не прошло и нескольких минут, как живительное тепло разлилось по всему телу. Она легла на землю и стала смотреть на кроны деревьев. В голове крутилось множество мыслей.
– А что она, вообще, собой представляет, эта Имоджин? – спросила Кара. – А то мы были так заняты тем, чтобы выжить, что я об этом до сих пор как-то и не задумывалась.
– Ну, поначалу она была человеком, хотя это было давным-давно. Она была чем-то вроде прорицательницы. Люди приходили к ней, когда теряли что-нибудь очень, очень важное.
– И она это находила?
Мэри этак покрутила рукой – мол, и да, и нет.
– Она им это давала.
– Но разве это не то же самое? – спросила Кара.
Мэри покачала головой:
– Нет. То, что она давала, не всегда было тем, что человек потерял, – просто подобием, лучшим, что она могла сделать. Однако же сердце у неё было доброе, по крайней мере поначалу, и всё больше и больше людей приходили к ней со всего Мира. Среди них было немало богатых и знатных, готовых заплатить чем угодно за её помощь. Её родителям это приносило большую выгоду, и алчность заставляла их закрыть глаза на то, что дочь их становилась всё более и более несчастна.
– Это же ужасно, – сказал Тафф. – Им следовало бы больше её любить!
Мэри кивнула.
– В конце концов Имоджин сбежала в Чащобу, чтобы избавиться от родительских требований. А может, её сюда призвали. Как бы то ни было, Чащоба изменила её, как меняет любого, и теперь, вместо того чтобы просто искать потерянные вещи, у неё развился аппетит к ним.
– Что, она их прямо ела? – переспросил Тафф.
– Сами предметы – нет. Можно сказать, что она питалась чувствами, которые к ним прилагались. Но чувства не предназначены для того, чтобы ими питаться. По крайней мере, человек не может питаться чувствами – и взявшись за это, Имоджин пожертвовала своей человечностью и превратилась в нечто совершенно иное.
– Этого не может быть, – сказал Тафф.
– Твоя сестра разговаривает с животными, – сказала Мэри. – С неба падает вода. Из земли растёт пища. Если так подумать, Мир на удивление странное место.
– И как же мне её побороть?
– Теперь Имоджин скорее чудовище, чем человек, – ответила Мэри. – Это не обязательно плохо: ты можешь воспользоваться своей магией, чтобы ею управлять. Но это будет нелегко. Она исполнена коварства. Ты, возможно, даже не подозреваешь…
Яростный порыв ветра всколыхнул кроны. Ветви заскрипели, издавая жуткий, жалобный вой.
– О чём? – спросила Кара.
– Это неважно, – ответила Мэри. – Мне больше нечему тебя учить, Кара. Если ты не готова сейчас – ты не будешь готова никогда.
Мэри собрала вещи и припасы, чтобы с рассветом они могли сразу тронуться дальше. Потом опустилась на колени рядом с Таффом, который быстро заснул, натянула ему одеяло до подбородка и поцеловала мальчика в лоб.
– Смотри, не вздумай ему говорить, что я это сделала! – сказала Мэри, не глядя в сторону Кары. – Ничего, что у меня больше нет гримуара – в этом мешке найдётся кое-что, что способно превратить в жабу даже вексари!
И она завернулась в своё одеяло.
– Спокойной ночи, Кара.
– А что вы будете делать? – спросила Кара. – Ну, если…
– Если что?
– Если у меня получится одолеть Имоджин. Если мы с Таффом сядем на корабль и уплывём из Чащобы. Сордус же будет знать, что это вы нам помогли. Он явится за вами.
– Ничего, я хитрая старая ведьма. Я знаю такие места, где меня даже Сордус не сыщет.
– А почему бы вам просто не отправиться с нами? Не оставить Чащобу? Давайте уплывём в Мир вместе.
Мэри долго-долго молчала – так долго, что Кара было решила, будто она уснула.
– Ложись-ка спать, – сказала Мэри.
– Ну вам же совершенно незачем тут оставаться, – сказала Кара.
– Не могу я вернуться. После всего, что совершила.
– Но ведь столько лет прошло. Никто и не узнает. А вы теперь добрая. Гримуар больше не имеет над вами власти. Вы всё искупили.
Мэри выпуталась из одеяла, встала, подошла, села рядом с Карой и коснулась её щеки узловатой рукой. Кара чувствовала на лице её дыхание. Кара была потрясена, увидев, что вдоль морщин по её старческому лицу катятся слёзы.
– Нету мне искупления… разве что ты сумеешь вернуть всех деток, чьи жизни я похитила, и вновь сделать их такими, как они были. Можешь ли ты это, а, вексари?
Её лицо на миг озарилось проблеском надежды.
– Можешь ли ты сделать всё таким, как было прежде?
– Не могу, – тихо ответила Кара. – Никто не может.
– Однако ты бы это сделала, – сказала Мэри, – будь это в твоей власти. Быть может, этого и достаточно. И, быть может, я за это смогу тебе чуточку помочь.
Мэри наклонилась и прошептала ей на ухо четыре слова – слова, которые с виду не имели никакого смысла.
