– Отпусти его!
– Зачем? Он счастлив. Ему чудится, будто он проводит счастливый день с любимым папочкой.
– Но на самом деле это не так.
– Нет, – ответила Имоджин, и её верхняя губа приподнялась в звериной ухмылке. – На самом деле это не так.
– Зачем ты это делаешь?
– Потому что он так скучает по отцу – и именно поэтому это так вкусно!
Кара с отвращением отшатнулась.
– Ты что, ешь его чувства?! – спросила она.
Имоджин скрестила руки на груди, сделавшись до ужаса похожа на разобиженного ребёнка.
– Ишь как мы скоры судить-то! А сама-то что, не ешь мёртвой плоти, а? А гадких зелёных штуковин, что прут прямо из грязи? Есть можно что угодно, Кара Вестфолл! Я сама питалась мечтами да воспоминаниями, и они в самом деле довольно питательны, но всё же нет ничего нажористей того, что могло бы быть! Вся жизнь – сплошная потеря. Дорога, на которую ты не свернул. Неспетая песня. Сладко-горький нектар настоящей любви, что осталась позади. Много лет назад ко мне явилась женщина, у которой единственный сын ушёл в лес и не вернулся. Она умоляла меня вернуть ей ребёнка.
Имоджин зажмурилась и сладко вздохнула.
– Вот это был пир так пир!
Тут, в Чащобе, Кара научилась мириться со многими вещами, и тварь, что питается эмоциями, была ничуть не удивительней несолнц или Лесных Демонов. И всё же что-то тут не сходилось…
– Ну ладно, – сказала Кара, – но когда ты уже наелась, зачем же ты оставляешь свои жертвы в живых? Зачем держишь их в плену в своих воображаемых мирах?
Имоджин схватилась обеими руками за живот. Каре послышалось глухое булькающее бурчание.
– Если бы мне хотелось простых эмоций, всё было бы куда легче! – ответила Имоджин. – Радость, ревность, гнев – все эти поверхностные чувства можно выпить за один поцелуй. Но настоящая потеря коренится глубже! Вас, людей, ваши мелкие трагедии отчего-то всегда застают врасплох. Вам так тяжело смириться с тем, что ушедшее – ушло. Поэтому до потери добраться трудно, она как полновесный орех в непробиваемой скорлупе. Очистить все прочие эмоции не помогает: это просто убьёт и носителя, и самый смак. Но если при помощи видений убедить человека, что его жизнь вновь исправлена, он мало-помалу отпускает это восхитительное чувство утраты, и оно всплывает на поверхность, где я могу до него добраться.
Имоджин облизнулась чёрным, иссохшим языком.
– Прямо как сливочки!
– Ты чудовище! Ты держишь людей в плену и высасываешь их досуха!
– Я исполняю желания. Я даю людям то, чего им хочется больше всего.
– Оно же ненастоящее! – сказала Кара.
– Да ну? А замечала ли ты разницу, пока наслаждалась моим даром? И не хочется ли тебе сейчас туда, обратно?
– Моя мать мертва.
– Но ведь тебе-то не мать нужна, Кара! Да, разумеется, отчасти и она тоже, но ты лишилась намного большего! И я дала тебе всё! Я вернула тебе всё потерянное детство! Позволила тебе снова стать нормальной девочкой, без магии, без ответственности. И где же тут жестокость?
– Твоя доброта меня бы убила!
– Да. Со временем. Но ведь ты и в этом мире тоже умрёшь – причём, несомненно, намного быстрее. Отчего бы тебе не вернуться в более уютное место? Если хочешь, можешь начать с рождения. Испытать всё заново. Я даже могу соединить тебя с братом – на этот раз с твоим настоящим братом! Разве это не замечательно?
Кара вспомнила, как сидела у камина вместе с родными, как хорошо было дружить с соседями, которые не считали её ведьмой… Она понимала, отчего некоторые люди могут нарочно искать подобного сладкого забвения. Но она прошла так много миль не ради того, чтобы жить во лжи!
И Кара шагнула вперёд.
– Верни мне Таффа и отпусти всех людей, кого ты держишь в этих ямах. Немедленно!
В глотке у Имоджин забулькало. Кара подумала было, будто ведьма смеётся, но нет – она что-то пыталась отрыгнуть, будто кошка, отрыгивающая комок шерсти.
Блестящий ключик вылетел у неё изо рта и упал на горку предметов, лежащих у неё под ногами: монеток, колечек, медальончиков. Всё это смахивало на своеобразный драконий клад из книги сказок.
– Прошу прощения, – сказала Имоджин. – Время от времени какая-нибудь потерянная мелочь, безделушка какая-нибудь вот так вот застревает. Вроде как кость в одной из тех отвратительных трапез, которыми наслаждаетесь вы, люди.
Она кокетливо утёрла губы.
– Ну что ж, наша беседа вышла довольно занятной, спасибо тебе, конечно, но, пожалуй, тебе пора вернуться в яму. В тебе ещё так много утраты, Кара Вестфолл! У меня в животе урчит при одной мысли об этом.
Кариной ноги коснулось щупальце. Оно пока что не спешило хватать девочку. Не к чему было спешить – в распоряжении Имоджин было всё время в Мире. Кара потянулась рассудком вовне, отыскивая ближайшее существо, что могло бы ей помочь…
Чьё-то тёмное сознание толкнуло её назад.
Кара отшатнулась от изумления, едва не потеряв равновесие. «Что это было?!» Оно было так близко, что поначалу Кара подумала, будто это сама Имоджин, но, если так, вексари, похоже, совершенно не обратила внимания на эту стычку…
«Нет-нет. Тут кто-то другой!»
Кара отпихнула второе щупальце, ползущее по ноге, выстроила мысленный мостик из воспоминаний об одиночестве и голоде и протянула его туда, в темноту. Темнота снова отпихнула её, ещё сильнее. «Оно не пойдёт мне навстречу, по своей воле – никогда!» – подумала Кара, поэтому она взяла побольше воспоминаний («Я лежу в постели, жду, когда мама придёт почитать мне сказку, а потом вспоминаю, что мама уже никогда не будет мне читать»), перекрыла свой конец моста и поставила его вертикально. Она потянулась снова, и на этот раз, когда тёмное сознание попыталось её оттолкнуть, оно вместо этого проскользнуло в её разум и полилось вниз по созданному ею тоннелю, будто дождевая вода в колодец.
Кара сумела удержать его всего на несколько секунд, прежде чем оно вывернулось и вырвалось, но этого времени хватило, чтобы узнать его тайны.
– Это не твоя вина, – сказала она Имоджин. – Некогда ты была вексари, но твоё могущество исказилось. Они тебя использовали, да? Родители твои? Потому ты и пришла в Чащобу. Ты бежала. Искала одиночества. А нашла нечто совсем иное…
Морщинистые губы Имоджин растянулись в оскале.
– Это перестаёт быть забавным, Кара Вестфолл! – сказала она. Что-то хлестнуло Кару по ноге, и она вдруг повисла вниз головой, всего в нескольких футах от лица Имоджин. – Думаешь, ты меня понимаешь? Думаешь, ты знаешь, что такое страдание? Да ничего ты не знаешь!
Слепые глаза, похожие на блюдца с протухшим молоком, силились разглядеть Карино лицо.
– А ведь знаешь, не обязательно всё должно быть так, как тебе хочется! Я ведь могу создать мир, где тебе придётся смотреть, как твоя мать умирает снова и снова! Или мир, где Тафф вырастет охотником на ведьм и перережет тебе глотку!