— Как они получили идиллийцев? — после продолжительного молчания Стилет задал новый вопрос. — Они — граждане Доминиона. Даже по законам Союза их нельзя продать в рабство.
— Их никто не продавал и не покупал, — ответила Йонг. — Похитили где-то при случае и привезли на станцию.
Используют и утилизируют тела. Очередные без вести пропавшие, которых годами будут разыскивать родственники.
После паузы она добавила:
— В каком-то смысле им повезло больше, чем всем остальным. Они пробудут тут недолго и умрут быстро, переполненные блаженством.
Какое-то время репликанты осмысливали её слова.
— А что будет с другими рабами, когда мы захватим станцию? — неожиданно для Чимбика задал вопрос Стилет.
Йонг молчала, и репликанты уже решили, что капитан не одобряет излишнее любопытство, когда дворняга всё же ответила:
— Попадут на реабилитацию, чтобы были в состоянии дать показания. Но реабилитация тут особо не поможет.
Нормальными из такого места не выходят.
Планета Идиллия. Военная база «Эсперо-1», расположение 816-го батальона военной полиции
Эйнджела смотрела на своё отражение в зеркальном окне КПП и улыбалась. Ей нравился новый облик. Он дарил свободу. Больше не нужно быть красивой. Выживание больше не зависит от того, насколько она хороша собой и соблазнительна. Никакой косметики, никаких украшений, никаких высоких каблуков, сложных причёсок и неудобных нарядов. С небрежно собранными в хвост волосами, в бесформенной футболке, свободных шортах и потертых кроссовках она впервые за последнее время ощущала себя довольной жизнью.
Бронированная дверь приглашающе отъехала в сторону.
— Проходите, мэм, — раздался из динамика лишённый эмоций голос дежурного.
Эмпат сквозь толщу стен ощущала его оторопь и ухмыльнулась. Что, за время пребывания на Идиллии успел отвыкнуть от уродов?
— Спасибо, — мило промурлыкала стоявшая рядом Свитари и первой шагнула в дверной проём.
Эйнджела молча последовала за сестрой.
К некоторому удивлению Лорэй, их встретил лично полковник Хоар. Красные глаза, под которыми красовались тёмные мешки, и общая нервозность разведчика подсказали Эйнджеле, что последнее время босс мало и плохо спал.
Но, несмотря на это, Хоар не только сдержал слово отдать сенатора в полное распоряжение Лорэй, но и нашёл время сделать это лично.
Особых иллюзий по поводу симпатий полковника Эйнджела не испытывала. Скорее всего, Хоар хотел посмотреть, как его ручные шлюшки поступят с жертвой. Она была уверена, что полковник будет наблюдать за ними, уплетая завтрак и попивая крепкий кофе.
— Рад видеть тебя трезвой, — не пытаясь изобразить любезность, поприветствовал Эйнджелу разведчик.
Его грубость и прямота даже нравились Эйнджеле. Во всяком случае, они выгодно отличались от надоевшей лицемерной вежливости.
— Хочу запомнить этот день во всех деталях, сэр, — криво улыбнулась она в ответ.
Свитари поприветствовала босса куда теплее. Она, в отличие от Эйнджелы, обожала новую работу и связанные с ней возможности.
В том, что сегодняшняя премия особенно хороша, сёстры были совершенно солидарны.
Хоар провел сестёр к низкому бетонному кубу, воскресившему в памяти Лорэй карцер в поместье Батлера. Сходство заставило близнецов замедлить шаг и крепко подумать, хотят ли они туда войти. Но Хоар решил всё за них, приложив ладонь к панели сканера у двери. Щёлкнул замок, и стальная плита бесшумно отъехала в сторону, пропуская визитёров внутрь.
— Гости или очередные постояльцы? — мрачно пошутил дежурящий в тамбуре военный коп.
— Сотрудники, за премией, — в тон отозвался полковник. — В двести пятую.
Коп молча протянул Хоару планшет. Полковник поднёс к нему жетон, и коп кивком указал на двери лифта.
Размерами военная тюрьма разительно отличалась от карцера покойного Батлера. Лифт опустился на два уровня вниз, где троицу встретил очередной коп, проведший их к отдельной камере.
— Дальше мы сами, — сказал Хоар.
Коп молча вскинул руку к виску и ушёл.
— Наслаждайтесь, — полковник открыл дверь и сделал приглашающий жест рукой.
За дверью оказалось помещение, больше похожее на прозекторскую морга: ярко освещённая белая комната с металлическим столом для вскрытия тел по центру. На столе лежал обнажённый сенатор Шарон, привязанный нарядными красными лентами, кокетливо завязанными в банты. Лишь приглядевшись, Лорэй заметили под лентами прочные фиксаторы.
На стойке рядом со столом сверкали инструменты самого зловещего вида.
— Как мило, — расплылась в улыбке растроганная Свитари и звонко чмокнула Хоара в щёку.
— Всё, чтобы вы улыбались, — подмигнул тот. — С Халлеком ещё общаются, но как выпотрошат до дна — презентую в лучшем виде.
Не особенно вслушиваясь, Эйнджела обходила стол, жадно впитывая отчаяние и ужас жертвы.
Сейчас Алвин Шарон уже не походил на того лощёного, уверенного в своей безнаказанности властного садиста, каким она его помнила. Волосы всклокочены, в вытаращенных от ужаса глазах читалась мольба, какая бывает лишь у осознающего приближение смерти человека.
При виде хищного оскала на иссечённом шрамами лице Эйнджелы сенатор забился, словно выброшенная на берег рыба, и попытался что-то крикнуть сквозь кляп.
— Именно это я и подразумевал, когда сказал, что у меня на тебя другие планы, — сообщил ему Хоар. — Ты же сам говорил, что обожал развлекаться с мисс Лорэй. Вот вы снова наедине. Эйнджела, пойдём, пусть Свитари развлекается.
Как он и ожидал, эмпат отрицательно покачала головой.
— Я останусь. Хочу прочувствовать каждый момент.
— Ну, раз ты так решила… — Хоар развёл руками, — то не буду настаивать. Приятного отдыха, сенатор Шарон. Не забудьте оставить отзыв в нашей гостевой книге.
И, подмигнув завывшему в смертном ужасе сенатору, вышел из камеры.
— Где операторская? — спросил он у дежурного копа.
— По коридору направо, господин полковник, — подсказал тот.
Хоар кивнул, закинул в рот леденец и направился в указанном направлении, задумчиво напевая «Марш полковника Боуги».
Камеру подземной тюрьмы наполняли крики, воскрешая в памяти кошмары прошлого. Но судьба причудливо поменяла роли, превратив мучителя в агонизирующую жертву.
Свитари не торопилась. Каждое движение ножа Гуннара словно перечёркивало болезненные воспоминания, смывая одно за другим кровью мучителя. Каждое движение клинка было утверждением собственной силы, сокрушительной победой над полным унижения прошлым. Теперь она, Свитари, карала и миловала. Она стала самой смертью: беспощадной и мстительной. Она решала, кому жить, а кому умирать. И как умирать…
