Гутюша допил пиво и помахал рукой.
— Погоди, сейчас. Я тоже все это вентилировал, и как ни прыгай, получается, официально они ни черта ведать не ведают.
— Ну да?!..
— А как еще? Кому недоумок все рассказал — полиции или тебе? Про автоматы разве что-нибудь знают? В протоколе о том, что Юзефу укол влепили — градусные проценты, ни слова! На горячем никого не поймали, тот, с коноплей, тоже не хвалился на каждом углу, и сын донос не притащил! А с тобой, к примеру! Ты себя обозвала — Малиновская, нет, Ковальская, на номерной знак ни одна душа глаз не положила, пропала и бултых. А позже фотографировалась хоть раз в этой «Мозаике»? Нет, и я нет. А что им делать, уличному регулировщику поручить морды оглядывать? Может, и начинают расследование заново, да идет у них как по шпалам, а вещественных доказательств курица когтем наскребла! Пока допрут до дела, вся горчица выйдет. Я так вычислил: вот оно — то самое и есть.
— Какое то? Что такое?
— Нагребли добра, — продолжал комментировать Гутюша. — Обеспечили, где надо, а теперь, в новые-то времена, опять доят все подряд, да еще с прихватом. Игральные автоматы вон оседлали. Нахапают, нахапают и смоются подальше, нежиться в люксе. Я-то на их месте давно бы удрал, а у них все утроба ненасытная, давай и давай.
Все правильно, возразить нечего. Какие-то люди, пользуясь властью и неограниченными возможностями, обогатились на доходных махинациях, грубо и жестоко убирая с дороги все препятствия. Более дальновидные начали и того раньше…
— Гутюша, ты прав, — оживилась я. — Пломбир утверждает, что шеф предвидел смену системы в стране, и заметь себе — с автоматами развернулись давно. Действовали оперативно, ежели кое-кто начинал соображать, душили в зародыше…
Гутюша в задумчивости воззрился на меня, пробормотал несколько изысканных ругательств и открыл очередную банку пива.
— Объясни, за Бога ради, чего тебя в эту трясину несет. Я-то из-за Юзефа. Помалкиваю себе, однако решил: этих сукиных детей лично разыщу и прищучу.
Я навострила уши.
— И что?
— И вот до чего добрался, слушай: оба высокие, метр восемьдесят с лишним. Молодые, самое большее — тридцать. В министерстве внешней торговли никогда не светились, а тот, в носках, был поскромней ростом, немного, но все же — метра восьмидесяти недобрал, может, чуть повыше меня. И возраст не тот, на десятку больше, ну я его пока в отпуску держу. А насчет тех двух когтями выцарапал от бабы, нашей лестницы командирши: на одном замшевая куртка, светло-коричневая, она обозначила — бархатная, но баба древняя, явно куртка замшевая. Людей окрест поприжал: приехали машиной, обычным «полонезом», белым или кремовым. Оставили на дистанции, дотопали пешком. На номер машины никто и не взглянул, номер, понятно, фуфло, можно любой пришпандорить. Ну и одного голубка самолично осмотрел.
— Не тяни! — подгоняла я, заинтригованная по шальному сенсационным коммюнике Гутюши.
— Вхолостую. Пока тебя не было, а может, и раньше, я постоянно торчал на Раковецкой. Из любопытства, а вдруг да… Вроде бы на автобусной остановке ждал. Через забор видел, как высокий в замшевой куртке вылез из здания и влез в витрину своего «фольксвагена». Ну так я просто камнем врос в землю. Еще раз его видел и портрет нарисовал.
— Каким образом?
— Да фотоаппаратом. Поискал и купил японца на барахолке, верно, краденый — недорого, в зажигалке. Сколько я сигарет выкурил, мать честная, все время на стреме, как раз закуривал, когда тот выезжал. И получилось. Щелкал как псих. Убийца он или не убийца, а налево посмотрел, не увязался ли кто, и один снимок — экстракласс.
— И показывал той, лестничной?!..
— Ясно. Он. Все по правилам, предъявил с десяток снимков разных людей — у знакомых собрал, и даже свой собственный, и меня тоже узнала! Хоть и дура, а ум у нее имеется. А на него сразу: этот самый и есть! Так что он. И конец песне.
— То есть как?..
— А так. Номер машины есть, пожалуйста, я пошел куда надо узнать чья, какое там, не зарегистрирована. Значит, липовый. Сунулся в милицию — выставили за дверь, как раз беспорядки начались, и в самом деле на черта я им тогда сдался…
— Гутюша, — растрогалась я, — ты огромное дело провернул! Умница, молодец!
— А выгоды, как петуху с перца, — вздохнул Гутюша. — Где теперь изыскивать этого проходимца? Увеличить снимок, размножить да по стенам развесить?
— Нет, на стенах не надо. Сделай несколько копий и мне дай штуки три. Пожалуй, понадобится…
Знала же и я когда-то порядочных людей, работавших в милиции. Даже если ушли с работы, повыходили на инвалидность или на пенсию, посоветуют, кто еще остался, кому довериться можно. Давно приходило в голову, да не успела реализовать. А Гутюша тоже должен…
— Гутюша, а те твои приятели, еще в прошлом году в ментах ходили? — вдруг вспомнила я. — Там еще? Ты с ними не советовался?
Гутюша как раз потянулся за стаканом. Тряхнул головой, глаза загорелись, дернулся так, что все пиво вылилось на брюки. Вскочил было, задел коленом низкий столик, я едва успела схватить только что открытую банку, мой стакан перевернулся и полетел на пол.
— Стекло бьется к счастью, — засмеялась я. — Что это с тобой?
— Дубина, осел, только из чистки принес, — разнервничался Гутюша и плюхнулся обратно на тахту. — Ты подумай, склероз, да и только! Конечно же к ним! Сидят еще, в последний раз одного видел, когда заваруха шла, а потом из галантности не хотел мешать. И забыл про них начисто! И надо же, совсем, видать, с катушек съехал!
Я тоже так думала, но, с другой стороны, с катушек съехать — с кем не случается. Мы договорились: Гутюша навестит приятелей, а я порасспрошу девочку на Праге. Принесла другой стакан.
— А Пломбиру я все-таки позвоню, пора на Крысу глянуть. Вместе полюбуемся, договорюсь, чтобы с тобой. Слушай, может, сгонять в казино? Вдруг она там?
— Сперва позвони, нет ли дома, — посоветовал Гутюша. — А вперед давай обмозгуем, во всем ли мы разобрались, возможно, кое-что и уловил, да вдруг не досконально. А еще раньше хорошо бы брюки высушить.
— Не будешь же ты их гладить?
— А почему нет? У тебя утюга не имеется?
— Есть утюг и доска, только неохота после пива тяжести ворочать.
— Ну, так я сам.
— Черт бы тебя побрал! — разозлилась я. — В другой комнате все, доска стоит около батареи, а утюг в углу на полу. Тряпки на кресле, я на них сидела, делай что хочешь!
— Портки у меня самый элегант, — прогудел Гутюша, с достоинством вставая с тахты. — Ты звони, а я сей момент выглажусь.
Я набрала номер Пломбира, пришлось набирать четыре раза — все никак не соединялось, я переждала восемь гудков. Трубку никто не взял, на всякий случай позвонила еще раз, потому что перед этим телефон мог сигналить, к примеру, в пустом магазине на другой улице. Куролесило все это телефонное хозяйство как хотело.
