Бергер узнал это зрелище: ему уже доводилось наблюдать такое, хотя в тот раз частично в реальном времени. Большая птица приземлилась и исчезла из виду – тогда это был лебедь, на этот раз, скорее всего, тоже, только более проворный лебедь. Птица исчезла из поля зрения, прежде чем камера успела поймать ее.
Это в лучшем случае.
А в худшем на острове кто-то был. Но кто мог оставить на вспененной морской поверхности такой след? Во всяком случае, не человек.
На несколько секунд на экране появилась птица и снова исчезла. Похоже на гагу. Лишь увидев гагу, Бергер осознал, что с того момента, как на экране появилась проекция с камеры, он сидел, затаив дыхание. Тяжелый выдох чуть не заглушил сигнал, раздавшийся из динамика компьютера.
Бесконечный поиск был наконец завершен. С замиранием сердца Бергер нажал на «ОК», и перед его глазами предстала внутренняя сеть СЭПО. Через все уровни секретности ему не прорваться, но кое-что накопать можно. По крайней мере, можно начать собирать загадочный пазл под названием «Карстен».
Чтобы найти его.
Бергер всерьез надеялся, что ему представится возможность убить Карстена. Хотя вслух он бы никогда в этом не признался.
Компьютер вновь издал сигнал. Бергер закрыл глаза, поморщился. Только не надо сейчас никаких сообщений об ошибках, как бы не пришлось начинать снова поиск, который занял более суток. Больше всего он боялся, что не сможет еще столько ждать и вновь отправится нырять.
В толщу воды.
Но никаких сообщений об ошибке на экране не появилось. Просто пришло письмо. Еще одно письмо, но на этот раз от анонимного отправителя. Никакого текста, только файл в приложении. Все указывало на то, что это видеофильм. Бергер осмелился нажать на него. Появилось сообщение о том, что фильм зашифрован.
Бергер задумался.
Открыл полученное ранее письмо от Августа Стена с инструкциями на время нахождения на острове. Среди множества самой разной информации оно содержало ключ для расшифровки – программу, «предназначенную только для засекреченной коммуникации между тобой и мной, Сэм». Если удастся расшифровать видео, значит, оно напрямую от шефа из СЭПО. Только для твоих глаз.
Без особой надежды Бергер запустил программу и увидел, что видеоролик открывается.
11
Шипение. Изображение не фокусируется, остается мозаикой, пазлом, кусочки которого разбегаются, беспорядочно танцуют. Безумное подергивание пикселей, которые притягивают и отталкивают друг друга. Бесконечно долгое мелькание.
Но тут что-то происходит. Детали пазла медленно становятся на свои места. По мере того, как стихает шипение, выстраивается и картинка. Что-то похожее на картинку.
Темнота. Только на заднем плане виден свет. Камера, по всей видимости, стабилизируется. Кирпичная стена со следами плесени. Добротная, но слегка заржавевшая спинка стула. Больше ничего. Кроме профиля человека, который подается вперед, а потом откидывается назад, как будто его тянут невидимые резинки. Он с грохотом опускается на стул. Лицо видно нечетко, резкость направлена на стену позади фигуры, в которой все четче угадывается мужчина. А потом резкость переводится на лицо.
И лицо на удивление отчетливо вырисовывается в темноте.
Лицо человека показывается крупным планом, видна каждая черточка. Короткостриженые волосы напоминают стальную стружку вокруг магнита. Хорошо знакомый взгляд направлен в камеру. Хорошо знакомый, но изменившийся. В нем без сомнений угадывается страх, беспокойство, внутренняя дрожь. Этот взгляд говорит, что надежный и стабильный мир внезапно рухнул. Взгляд, полный удивления, взгляд мужчины, который ничего подобного не ожидал. Ошарашенный взгляд поспешно свергнутого авторитета.
Раздается голос.
Тоже хорошо знакомый, но изменившийся.
– Мне удалось освободить руки, – произносит Август Стен хрипло. – Но ноги привязаны намертво. Микрокамера 4G всегда со мной, надежно спрятанная. Здесь ужасная связь, к тому же фильм получится переслать только по частям, буду отправлять по одной, когда удастся поймать сигнал. Я уже не говорю о слабом свете, проникающем неизвестно откуда. Но я постараюсь заснять все за один прием. Все, что я хочу сказать. Все, что я могу сказать тебе, Сэм Бергер. Именно тебе. Поскольку я не знаю, сколько мне осталось жить.
Начальник отдела СЭПО тяжело вздохнул. Потом слегка наклонился вперед и продолжил:
– Не знаю, кто меня взял, но это явно профессионалы. Я вышел из здания полиции, чтобы пообедать, хотя обеденное время уже прошло. Потом ничего не помню, очнулся уже в этом подвале, прикованный к стулу. Руки связаны, ноги в кандалах, на голове капюшон. И ни души. До сих пор я не видел ни одного человека, не слышал ни единого звука. И я понятия не имею, где я нахожусь.
Теперь ты знаешь обстоятельства. Буду краток.
Апрель семьдесят шестого года, Сэм, ты еще не родился. Ночной клуб в районе Слюссен в Стокгольме. Мне тогда было двадцать четыре, и это было мое первое серьезное задание на службе в СЭПО. Я успешно провел прослушку, записал целую кассету ценной информации. Нашел подозреваемого в мужском туалете.
Я отшвырнул столик. Чувствуя за спиной поддержку двух надежных помощников, перешел сразу к делу.
– Нильс Гундерсен, – сказал я. – Солдат-наемник в Ливане. У меня есть запись.
Он посмотрел на меня непроницаемым взглядом.
– Запись? – спросил он.
– Да, кассета с записью. Твоих разговоров с известным албанским торговцем оружием, Исли Врапи. И вы там обсуждаете не совсем законные вещи.
Гундерсен посмотрел на меня в упор и ответил на шведском, явно указывающем на то, что не родной его язык:
– Поскольку мы сейчас разговариваем, я предполагаю, тебе что-то от меня надо?
– Твоя частная армия растет, – сказал я. – Сейчас самое время расширяться на Среднем Востоке. Ты добился больших успехов в мутной нише где-то между профессиональным убийцей и народным убийцей.
Я выдержал театральную паузу, но реакции не последовало. Я продолжил:
– Можешь и дальше заниматься тем, чем занимаешься. Работай на кого хочешь. Единственное, что тебе нужно делать, – это отчитываться каждый месяц. Лично мне. Иначе кассета окажется в других руках.
Нильс Гундерсен помолчал. Потом медленно кивнул.
Я завербовал его.
Гундерсен оказался просто находкой, бесценным ресурсом на Среднем Востоке. Пока он поставлял сведения, мы предоставляли ему возможность заниматься своей сомнительной деятельностью. Я отчитывался напрямую руководителю СЭПО, мои отчеты классифицировались как информация повышенной секретности и отправлялись в самые глубины архива. Но это не значит, что сведения от Гундерсена никак не использовались. Наоборот. Только вот источник оставался совершенно секретным, я был единственным, кто знал о нашем главнейшем ресурсе в арабском мире.
