С этими словами она поцеловала папу и ушла.
У мамы с папой отличные отношения. Я хочу сказать, что они мастерски научились мириться с недостатками друг друга. Примерно как я мирюсь с недостатками моего друга Генри. Мамина любимая присказка – «Если ты не умеешь терпеть несовершенства других, тебя ждёт одинокая жизнь».
Папа собрал с пола воду парой полотенец для бассейна и подставил под течь ведро. Стоило Мэгги приметить наполовину заполненное ведро, как она бросилась обратно в спальню и вернулась с Барби и целой грудой микроскопических бикини. Следом за ней показалась и Джорджина со своей Барби. Она коротко постригла ей волосы, а теперь красила её чёрным маркером. Когда я поинтересовался, чем она занимается, сестра ответила:
– Надеваю на неё гидрокостюм. Она собирается заняться дайвингом.
Я кивнул, в который раз восхищаясь изобретательностью Джорджины.
– Что за помойка эта квартира, а?
– А мне она нравится, – отозвалась Мэгги. – И она близко от нашего старого дома, так что нам не пришлось менять школу.
– Это да, – согласился я. – И всё же… настоящая помойка.
– Ш-ш-ш, – шикнула на меня Джорджина. – Мы играем.
– Ага, – поддержала её близняшка. – Может, ты к себе в коридор пойдёшь?
Я сказал папе, что пойду погулять. Взял банан и тост с кухонного стола и открыл дверь. Навстречу мне по лестнице поднимался человек, смуглый, высокий и полный. На голове у него красовалась копна седых курчавых волос, а на верхней губе – пышные блестящие усы. Одет он был в полосатый жилет, обвисший галстук-бабочку и шёлковый халат и больше всего напоминал британского детектива из старых фильмов вроде тех, что обожает смотреть папа.
На плече у незнакомца болтался на лямке тубус длиной примерно три фута. Я предположил, что это телескоп, а незнакомец – не кто иной, как астроном с третьего этажа. При виде меня он нацепил на нос пару очков.
– А, так это ты наш новый сосед. Я как раз почувствовал, что сейчас произойдёт наша встреча. А фамилия у тебя как-то связана с драгоценными металлами, вроде золота. Или серебра. Ах, верно! Сильвер! А зовут тебя – нет, я не настолько хороший предсказатель. Но фамилию я, полагаю, всё же назвал верно.
– А как это вы догадались? – спросил я. – Я и правда Сильвер
[1]. Гейб Сильвер.
– Значит, попадание одно из двух. Не так плохо. А я доктор Мандрагора. Живу как раз над вами. На целый этаж ближе к небесам. – Он говорил с заметным английским акцентом.
– Так вы астроном?
– Что? О, нет-нет-нет. Это было бы слишком приземлённо. Я астролог. Меня интересуют не размер звёзд и не расстояние до них, а то, что они говорят сами о себе. Потому что, цитирую, «вся история человечества – прошлая, нынешняя и будущая – записана серебряными буквами звёзд».
– Классная цитата. И кто это сказал?
– Я. Когда ты родился?
– Тридцатого декабря.
– Козерог. Ну разумеется. Могучий морской козёл. А где?
– Здесь. В смысле, в Такоме. В больнице Сент-Джозеф.
– В каком году?
Я сказал ему.
Он вытащил потёртую книжицу, полистал её и, остановившись на нужной странице, закивал.
– Мой юный Морской Козёл, ты буквально в шаге от весьма необычного дня. Не сегодня. Нет-нет-нет. Я полагаю, что сегодняшний день пройдёт скучно и обыденно. Сегодня отлично подойдёт, чтобы лежать на кровати и глядеть на потолок. Но завтра. Завтра, юный Морской Козёл, тебя ждёт самый необычный день. Острый, как бритва. Линия судьбы так тонка. Миллиметр к востоку – нет, довольно и микрона – сулит беду. Микрон к западу сулит великие блага.
– Вас послушать, так всё очень серьёзно.
– Всё и есть очень серьёзно. Я в этом не сомневаюсь. Вопрос в другом: добром ли это кончится? Хочу предупредить тебя. – Он наклонился ко мне и прошептал прямо в ухо. Я почувствовал его дыхание. – Не потеряй душу.
4
Топор войны
Не потеряй душу, сказал доктор Мандрагора. Признаться честно, я не так много до этого размышлял о душе – своей или чьей-нибудь ещё.
Дорогой читатель, всё было впереди.
Я зашагал по лестнице к выходу из дома. Из квартиры Джимми Хайда доносилась гавайская музыка. Я решил, что она гавайская, потому что то и дело слышал слова «алоха» и «махало». Занятно, ведь Джимми Хайд ничуть не напоминал любителя гавайской музыки.
Я встал на тротуаре и обернулся, чтобы взглянуть на Брайт-хауз. Точно, помойка. И это не имело ни малейшего отношения к благодарности за кров над головой, о которой говорил папа. Я мог одеться как болельщица и трясти помпонами вокруг этого дома, но он всё равно остался бы помойкой.
Я решил обойти здание кругом. На верхнем этаже доктор Мандрагора возился у окна со своим телескопом. Этажом ниже Джорджина и Мэгги ссорились из-за переделанной куклы Барби. Через окно моей спальни виднелся плакат с «Феррари». Я двинулся дальше, к тыльной стороне дома.
Из окна второго этажа на меня глянула девочка с коротко стриженными чёрными волосами. Она была одета в чёрное платье и глаза тоже жирно подвела чёрным. Заметив меня, она провела пальцем по шее, словно грозясь перерезать мне горло. Видимо, это была та самая девочка с больной мамой. Её звали Джоанна Сэдли, но я этого ещё не знал.
Я ускорил шаг, чтобы поскорее уйти с линии обзора девочки. Обогнув дальний угол здания, я посмотрел вверх, на угловое окно. Должно быть, это была другая комната девочкиной квартиры. Там стояла женщина с грустным лицом и шарфом на голове. Больная мама. Я шёл, глядя на неё, пока не столкнулся с Джимми Хайдом.
– Ой, простите, – сказал я.
Джимми Хайд тоже смотрел на женщину, причём раскрыв рот, а теперь перевёл взгляд на меня. В одной руке он держал блокнот, а в другой – карандаш. Быстро сунув и то и другое во внутренний карман куртки, странный жилец молча поспешил прочь.
Тогда я не придал этому значения, но спустя несколько месяцев, дорогой читатель, я вспомнил этот момент.
Обогнув ещё один угол дома, я снова очутился возле фасада. Целая семья выгружала чемоданы одинаковой расцветки из багажника новенького «Кадиллака Эскалейд» – видимо, это вернулись Брэкли. Я был в шоке. Даже базовая модель стоит семьдесят пять штук! А эта наверняка не меньше девяноста. Я не большой поклонник «Кадиллаков», но не мог не признать, что машина хоть куда. Чёрная, блестящая, размером с небольшой авианосец. Что человек, который может позволить себе такую машину, делает в такой трущобе?
Не успел я как следует рассмотреть Брэдли-старшего, как он зашёл внутрь. Из-под открытой дверцы багажника спиной вперёд выбралась его жена, в клетчатом платье и на высоких каблуках. По плечам рассыпались светлые волосы, а огромные солнечные очки закрывали половину лица. Она выглядела как кинозвезда. Или, скорее, как бывшая кинозвезда. Она вытащила из недр машины огромный чемодан, со стуком приземлившийся на тротуар.
