Шагов на крыльце не услышала – почувствовала их наболевшим сердцем, встала, гостью встретить. Первой в дом влетела Неля, за ней с виноватым видом вошла Капа. Последней втиснулась Катюша. Стала на пороге, вроде высматривает по хозяйке, что делать: или проходить, раздеваться или дверь задом толкнуть и гостью приведённую на улицу выпроводить. Сама-то она себя уже невесткой считала, совсем роднёй.
Котька сразу в боковушку ушел. Нелька шапку с длинными ушами на сундук швырнула, пальтишко сдёрнула – тоже туда. Ногой – дрыг! – валенок в угол улетел, другой – дрыг! – второй закувыркался следом. Присела, нашарила под лавкой чуни шубенные, спиной к голландке прижалась – мол, я своё дело сделала, больше ничего не знаю. Устинья Егоровна и слова не успела вымолвить, гостью приветить, а уж Нелькин голос звенит, с толку сбивает: «Мама, что там Катя стоит, не проходит?» Вроде бы и нет Капы, срам-то какой!
Устинья Егоровна только теперь в себя пришла, с места стронулась, руки о фартук вытерла и ладонь плосконькой досочкой подала.
– Здравствуй, Капитолина! Проходи, гостьей будь. Вот стряпаться помоги, а то с этих-то, – махнула рукой в сторону девичьих шепотков, – кака помощь? Одне танцульки на уме.
Капа на Нелькино поведение вроде ноль внимания, но лицом ещё бледнее стала, а в глазах родниковой сини блёсточки бесшабашные захороводились.
– Пригласили, так разденусь! И стряпаться, мамаша, помогу!
Громко сказала, с вызовом и улыбнулась подкрашенными губами, блеснула заставой ровных зубов.
«Прямо боярышня писаная», – подумала Устинья Егоровна, помогая Капе снять чёрную потёртую жакетку.
Капа шаль скинула, бережно сложила уголок к уголку, потом треугольником свернула. Стояла, будто с конвертом фронтовым, не зная, куда положить. Устинья Егоровна взяла, на полку устроила.
– Спаси-ибочки, – пропела Капа и носком на запяток бурки наступила.
– Обувку-то не сымай, не надо! – Устинья Егоровна за руку провела Капитолину в кухню, усадила у печи. Сама села напротив, улыбнулась поласковее.
На Капе хорошее креп-жоржетовое зелёное платье, на шее, в два обхвата, шелковое зелёное кашне, за концы которого цеплялись Капины руки – маленькие, с обгрызанными ногтями.
И сидела она напротив Устиньи Егоровны, смотрела на неё с плохо утаённой в глазах тревогой, силясь понять – зачем позвали? Письмо ли Костино пришло к ним, что и её касается, или то страшное, что присылают не в какой-нибудь чужой, а родительский дом.
Но Устинья Егоровна была спокойна. Капа сглотнула комок, потянула в себя воздух. Вздох получился тяжкий, прерывистый, она тут же выдохнула освобождённо, обмякла, будто лишилась костей, и зажмурилась, стараясь загнать назад выступившие слёзы.
– Чо ты, доченька? – встряхнула её Устинья Егоровна. – Чо ты, не смей! Все хорошо у нас, всё ладно.
Устинья Егоровна своим много раз пуганым сердцем поняла, от чего только что освободилась Капитолина. Она сочувственно и благодарно прижала её голову к своему животу, гладила ладонью по холодной щеке.
– Бог милостив. Дождёмся. Бабья вера что щит. Эдак всегда было, да-а. Ты картошку давай-ка помельче настругай, а я схожу мяска принесу. Счас бабью гулянку закатим, а чо нам? Ничо-о! Рожество!
Капа будто только и ждала, чем занять руки. Вскочила, принялась за дело. И пока Устинья Егоровна натягивала курмушку, видела: Капа раз-другой мазнула по глазам тылом ладони с зажатым в ней ножом, утёрла неунятые слёзы.
Неля с Катей были в комнате. Оттуда нёсся приглушённый разговор, там нет-нет да и прыскали от смеха, что-то уронили, взвизгнули и тут же захохотали. Устинья Егоровна чем-то стучала в кладовке. Вернулась с добрым куском мяса, спустилась в подполье, подала Капе баночку солёных грибов, попросила миску и наловила из бочонка ядрёных, с ознобными пупырышками, солёных огурцов, выставила банку варенья. Капа только ладошками всплескивала от такого расточительства. Толстая крышка с медным кольцом плотно легла на своё место, но в кухне всё ещё пахло благополучным погребным духом.
Настенные ходики между тем настукивали, маятник мотался туда-сюда, подталкивал стрелки к двенадцати. Стол накрыли. Устинья Егоровна сходила к девчатам в комнату, позвала. Зашла в боковушку к Котьке.
– Ну, милости просим, – ласково пригласила хозяйка.
Котька встал нехотя, место за столом занял поближе к дверям, чтобы уйти незаметно, когда захочется. Какое застолье, если Вики дома не оказалось, а где она – никому не известно. Да ещё Ванька наговорил такое, что никакой праздник не отвлечёт. Пришла Катюша и уселась плечом к плечу к Устинье Егоровне, Капа – напротив. Скоро явилась Неля в новом платье, туфельках, стриженые волосы понизу изогнулись гребешком, порыжели. Катя тоже прифрантилась. В кухне запахло паляниной. Котька знал: девчата круглый напильник в печке нагреют – и ну друг другу волосы портить. Жжёной шерстью воняет, а они, дурочки, знай хохочут.
Неля с прищуром – так она себе больше нравилась – оглядела застолье. Капа невольно отодвинулась с табуреткой на самый край. Неля одну руку за спину завела, другую вытянула перед собой и плавно повела, как на сцене делала.
– «Все гости роскошны сидели, невеста в зелёном кашне!» – пропела она, потом уж к столу подошла и легонько Капу за рукав потянула: – Двигайся к столу, места всем хватит. На углу сидеть – замуж не выйти.
– Ну, девоньки, празднуем, – призвала Устинья Егоровна.
Неля с Катей переглядывались, посматривали на часы, стрелки на которых сошлись на двенадцати и пошли на другой перегиб.
– Теперь не явится, – жестко произнесла Неля. – Дежурить небось заставили, а он разве откажется? Давай одни встречать.
– А что, мамаша, на сухую-то посиживаем? – с вызовом спросила Катя. – Праздник старинный, разрешённый. Вон и церкви пооткрывали, да и Новый год ещё продолжается. У нас вино есть, если не возражаете.
– Каво таитесь-то, ташшите, раз есть! – разрешила Устинья Егоровна.
Катя прошла к вешалке, пошуршала бумагой и вернулась к столу с литровой бутылкой черёмуховой настойки.
– Где купили, чо ли? – колыхнулась от изумления Устинья Егоровна. – Небось дорогая, холера.
Катя засмеялась:
– Очень дорогая, но для любимой золовки ничего не жалко! – Она под строгим взглядом Нели поджала губы, не удержалась, прыснула. – Ухажёр ведь у золовушки завёлся. Обещал прийти. Он и вино достал Да вы его помнить должны. У нас в клубе чечётку плясал… Вспомнили? Старший лейтенант, вона как! Симпатичный!
– Ну чо же? Выросла девка, выгладилась. Пора.
Неля запунцевела, встала, ответила, как на уроке:
– Вино тётя Мотя для Трясейкина сама настаивала, всё привораживает. А старший лейтенант действительно просился в гости. Лично я в этом ничего плохого не вижу. Наша родная Крсная Армия должна чувствовать теплоту и заботу.
Она резко села. Капа улыбнулась.
