– Говорю тебе – его не бывает тут. Вообче. – Васька развёл худенькими руками. – Антарктида.
Харлампий повернулся к Ваське.
– То есть как это – не бывает? – Он снова побулькал в воде сапогами. – Вот же ведь тает. Это ли не доказательство? Тает! «Антарктида»!
– К августу, в лоб её, стаит! – ругнулся Васька. – К тому периоду последние штаны сотрём. – Он отхлебнул из кружки и, обжегшись, сплюнул. – Та-аит!
– Вот! – Хохлов с усмешкой ткнул в него рукой. – Видите, до каких нервов довели человека. Так что просим решительно отправить нас на базу. Подгоняйте транспорт и – аля-улю.
– А не хотится – платите по четыреста колов в месяц независимо. Тогда я согласный лежать. – Васька задрал рубаху. – Во! Кажись, до пролежней довалялся, чего уж там.
Из угла выдвинулся ослепший, прокричал с обидой из-под низкой повязки:
– Может, нас уже на счету никаком нету! Забросили на ледник и позабыли. Ежели не прилетит завтра трещотка, пёхом утопаю в жилуху!
– Все уйдём! – решительно поддержали рабочие.
– Хлопцы! – криком вмешался Сергей. – Прошу выслушать!
– Опять уговаривать и заливать станете, чтоб потерпели? – перебил ослепший. – А тут даже снег такой, глаза портит.
Сергей стиснул его за плечи, успокоил:
– Это пройдё-ёт! Еще денёк-другой посидишь в темноте, и отпустит. С кем не бывало. – Он повернул голову и встретил взгляд бригадира.
– Верно, это у него пройдёт. И не станем больше темнить. – Хохлов по-прежнему пристально глядел на Сергея. – Скажу прямо – уходим мы. Всё! Завтра!
– Хох-лов! – Харлампий погрозил пальцем. – Не мели, чего не следует.
– Следует.
Сергей вышел на середину палатки.
– Хлопцы!.. Да тише там! – Он углом рта втянул воздух, скривился от боли. – Как вы решили, так и будет, никто насильно держать не имеет права. Прошу одно: дождитесь вертолёта – и улетите. А самодеятельность свою оставьте.
– Во! Инженер опять да потому же – сватает. – Васька отбежал от печки к Хохлову, будто искал защиты. – Видал его? «Дождитесь». А если всякая жданка кончилась? Сказано – до нервов довели!
– Сейчас же перестань! – потребовал Сергей. – Распоясался.
– Лагерь никому не покидать! – чувствуя, как похолодел затылок, отчеканил Харлампий. – Будет вертолёт – увезут. Возможно, в другой отряд, начальство решит. А ты… – Он шагнул к Ваське. – Насчет нервов не распространяйся. Мы с Сергеем не новички в геологии. И каждый сезон находятся ухари вроде тебя, горлопана, запомни.
Харлампий размашисто – брызги по сторонам – прошел к выходу, закарабкался вверх из палатки по размятым ступеням. За ним, сутулясь, побрёл Сергей.
В пылу спора почему-то никто не вспомнил, как обстояло дело полтора месяца назад. О чём говорили, в чём сомневались и во что верили. Рабочие, всё больше молодые, приезжие, нанимались отработать сезон на горных выработках экспедиции, ждали, когда их перебросят к месту работы, праздновали, шатались по посёлку, а утрами, опухшие и угрюмые, осаждали базовскую контору.
– Сколько ещё тут мыкаться? Обещали же заработок…
Тот же Гошка обьяснял:
– А там! – Он показывал в сторону белеющих за рекой гольцов. – Там, думаете, сахаром горы присыпаны? Снег лежит, снег! Закукуем на месяц.
Но рабочих это не смущало.
– Ну и покукуем, подождём. На месте по крайней мере.
Вылетать на участок было нельзя, весна запаздывала, а на базу приезжали всё новые отряды ИТР и рабочих, стало тесновато от народа. Тут-то начальству экспедиции поступило сообщение, что к ним вот-вот нагрянет главковская комиссия. И как не упирались отдельные начальники отрядов, как не убедительно звучали их доводы о невозможности начинать работы в горных заснеженных районах, отряды спешно развезли по прошлогодним участкам. Это вынуждены были сделать потому, что не были найдены новые участки в долинах или других легкодоступных местах.
Отряд Полозова перебрасывал в высокогорный район зелёный Ми-4. Весь день мотался он из посёлка на голец, перевозя людей, инструменты, продукты, приборы и прочие припасы. Вертолёт приземлялся прямо на утрамбованный метелями снежный наст. И рабочие, щурясь от непривычной белизны, весело разгружали его, оттаскивая от винтов, не перестающих молотить воздух, ящики, спальные мешки – всё огромное имущество отряда.
– Ну, славяне, загорай! – притопывая по насту, злорадно кричал Гошка. – Устраивайся на зимовку.
Харлампий с Сергеем сидели на ящиках, переговаривались. Видно было – растерялись. Техник-геофизик Тамара и нанятая из местных повариха Вера испуганно озирались, но взгляду не за что было зацепиться: он скользил по белому, пустому, бесконечному. Студент Женька весело насвистывал. Это была его первая практика.
Рабочие, те отмахивались от Гошки:
– Ну, позагораем с недельку, и снег сойдёт. Вона как оно греет, родимое! – Щурясь, они ласково глядели на солнце.
Харлампий расхаживал среди имущества, молчал. Деятельный на базе, здесь он как-то сник. Обращались с вопросом, он тяжело поднимал глаза, отвечал невпопад, распоряжения отдавал противоречивые. Оно и понятно: за час перемахнуть из лета в нетронутую зиму с людьми, с заданием не только благополучно устроиться, но и начать долбить шурфы и канавы, вести геологические поиски и геофизическую съёмку… От такого сникнешь.
Первые дни никто не страдал от безделья: выкапывали в снегу трёхметровой глубины ямы под палатки, спускались далеко вниз, где росли чахлые лиственницы, рубили их на колья, затаскивали наверх, пилили дрова. Когда устроились и немного обжились, кое-кто из рабочих стал высказывать сомнения насчет скорого начала работ. На такого шикали. С вопросами больше обращались к Гошке, парень простецкий и нужды работяг понимает.
– Здесь прошлый год зарабатывали на канавах по пятьсот рублей. В это время уже вовсю копали, – откровенно отвечал Гошка. – А нынче… Дней пятнадцать баклуши побьём. Раньше снег не сойдёт.
Однако год на год не приходится. Прошли самые поздние сроки, а снег лежал, хотя солнце жгло по-южному и лица людей чернели от загара, да вдруг, отнимая последнюю надежду, в конце второй недели повалил свежий, забуранило. Когда пурга кончилась, ветер намертво прикатил новые сугробы, и они по ночам дышали неистребимым полярным холодом. Сидение продолжалось.
Сейчас снег заметно осел, щетинился льдистыми иглами, кое-где его промыло талой водой. Было похоже, что он скоро сойдёт.
Выйдя из палатки рабочих, Харлампий завернул в палатку-кухню, стоящую на отшибе. Вера в цинковом тазу мыла посуду. Над жирной парящей водой двигались её полные красные руки, стопка чистых алюминиевых мисок матово отсвечивала на жердяном столе. Заметив начальника, она схватила полотенце, суетливо обмахнула скамью.
– Вот туточка, – пригласила она и, вскинув руки, поправила косынку. Фартук на её груди выпер двумя засаленными буграми.
