Я сидела в комнате, при открытых окнах, вонь стала слабее, а блаженство моё все возрастало. Конечно, я останусь здесь, переделаю все по своему вкусу и буду упиваться своим счастьем. Никогда больше меня никто ни к чему не принудит и ничего не запретит!
Наконец я встала и принялась наводить порядок. Начала с кухни. Наведение порядка в основном означало выкидывание мусора. Кухня, забитая тряпьём, разным хламом, загаженной посудой и протухшими продуктами, походила на свалку. Однако следовало проверить каждую вещь, повадки своей тётки я хорошо знала. Драгоценности и деньги, найденные полицейскими, составляли лишь малую часть её добра. Она имела намного больше и прятала вещи в самых невероятных местах. Я могла отказаться от ценностей и денег в обмен на свободу, но в нынешней ситуации выбросить золото было бы идиотизмом. Возможно, у меня будут дети. Я хотела бы иметь детей и хотела бы дать им как можно больше. И Бартеку помочь, и себе тоже. Может, она сейчас на том свете хихикает язвительно и тешится надеждой, что я не найду, оплошаю, выброшу, не заметив. Не будет этого!
Как она так умудрилась, ума не приложу, но в заклеенном, нетронутом, хоть и очень старом пакете муки я нашла пятирублевки. Золотые пятирублевые монеты, шесть штук. Кроме монет, в муке прятались черви и пищевая моль, которая разлетелась по всей кухне. Я не стала её трогать, решив, что всех насекомых уничтожу разом во время ремонта. Вытащила кастрюли и сковородки, щербатые, покрытые грязью, вековой окалиной, некоторые были дырявые, и все годились лишь на то, чтобы их выбросить. Я вкладывала их одну в другую, чтобы вынести на свалку, понятия не имею, что меня дёрнуло перевернуть их и взглянуть на днища.
К одной кастрюле был приклеен фольговый пакетик, а в нем браслет из плоских золотых звеньев, сверху был нанесён узор, напоминающий арабески, а на внутренней гладкой поверхности выгравирована надпись: «Моей дорогой Анечке. Тадеуш».
Господи! Анна и Тадеуш, так звали моих родителей!!!
Долго я просидела над этим браслетом, прижимая его к щеке. Смешно и глупо, но я не могла удержаться и перецеловала каждое звено. Моя мать носила его на руке…
Теперь уже я принялась искать с азартом. К черту деньги, это память о моих родителях, и плевать, сколько эти вещи стоят! Из книжки, которую моя мать подарила моему отцу, тётка вырвала листок с посвящением. Я увидела тот листок и читала посвящение, а на следующий день нашла лишь неровные обрывки бумаги. Она систематически уничтожала все, что осталось после родителей, ей, видимо, не хватило духу уничтожить драгоценности, хотя она могла их переплавить… Нет, на этом она бы потеряла, вот и оставила их как есть, но кто знает, какие у неё были замыслы. Наверное, не допустила бы, чтобы все это попало в мои руки…
И уж наверняка никогда бы не попали в мои руки сберегательные книжки. У меня глаза на лоб полезли, когда я их увидела. Они лежали в дряхлой сумке посреди грязных рваных чулок. С отвращением я вывалила их на пол и перебирала деревянными щипцами, которыми вытаскивают бельё из котла при кипячении, были в этом доме такие щипцы. Руками я бы ни за что на свете не дотронулась до такой дряни, но проверить надо было. Две книжки лежали на самом дне. Судя по дате, они были открыты ещё при жизни бабушки, видимо ею самой, на моё имя. Сумма невероятная, почти два миллиарда. А я-то бегала искала какие-то восемьдесят миллионов для Бартека!… К тому же в результате девальвации сумма возросла. Последний взнос, а их было всего два, был сделан двадцать лет назад, на тётку была выписана доверенность, я обнаружила её на последней странице. Странно, что она не сняла деньги и не спрятала их где-нибудь, но, возможно, ей было жалко процентов…
Деньги мне тоже принесли облегчение. Насколько проще станет жизнь и какие возможности, доселе недоступные, открываются передо мной! Я могла делать все, что захочу — отремонтировать квартиру, путешествовать, спокойно закончить учёбу и не думать постоянно, на что жить… До чего же мудра была моя бабушка!
Я простила ей то, как ужасно она распорядилась моей судьбой. А ведь в последние годы, после того как пани Крыся поделилась со мной кое-какими сведениями, я затаила в душе обиду на бабушку за то, что она поручила меня тётке. Теперь от обиды не осталось и следа, я была благодарна бабушке. Я даже подумала, что не бывает худа без добра, да взять хотя бы эти проклятые тёткины мухоморы, даже они сгодились на что-то, благодаря им вытравили тараканов. Дом бы кишмя ими кишел, условия самые что ни на есть подходящие, а возможно, и клопы бы завелись, тёткина любовь к ядам предотвратила этот кошмар. Вот только жутко воняло вековой грязью, затхлостью, в противогазе здесь надо бы убирать…
Какое счастье, что лифт под боком! Набегалась бы я с этим хламом, ведь тонны мусора придётся выкинуть!
К вечеру я освободила только два кухонных шкафчика, поскольку решила искать основательно и методично. Я выгребла из старых банок заплесневелое варенье и всякие мази, высыпала рис и крупы. Моль уже летала тучами. В ячневой крупе, тоже заплесневелой, нашла перстень, сунутый туда без упаковки. Большой бриллиант, а вокруг него множество маленьких сапфиров. У моей матери были голубые глаза…
Я напрочь позабыла о своих проблемах, о неприятностях, забыла даже о Бартеке, хотя меня не отпускало желание поделиться с ним радостью моих открытий и победы над тёткой: ей не удалось меня перехитрить и лишить моего достояния навсегда. Наконец я собрала в одну кучу уже обследованную посуду и гниющие продукты, всю муку высыпала в один мешок, прокисшее варенье вылила в большую кастрюлю и, нагруженная, вошла в лифт.
В подъезде под почтовыми ящиками какой-то парень разбирал на части старый велосипед. Мне пришлось пройти мимо него, чтобы через чёрный ход выйти во двор к мусорному баку. Я была весела и счастлива, ничто меня не волновало, кроме победы над этой страшной гарпией. Однако я посмотрела на парня и подумала, что раньше его здесь не видела. Я знала почти всех жильцов в нашем доме, встречала их много лет, этот здесь не жил. Почему какой-то посторонний парень чинит велосипед в нашем подъезде?…
Ответ напрашивался сам собой. Возможно, я заболела манией преследования, не знаю, как бы то ни было, я вдруг прониклась уверенностью, что он тут торчит из-за меня. Следит за мной или поджидает Бартека… Если дело во мне, пусть себе торчит сколько влезет, пусть хоть сто велосипедов разберёт, но Бартек… Хотя нет, мне это тоже ни к чему. Неужели мне не поверили?…
Расстроилась я не сильно, радость моя была словно лечебный бальзам, словно предохраняющее средство, сквозь которое никакая пакость не могла проникнуть. Я задумалась, как поступить? Разумеется, надо предупредить Бартека. Как бы не навести их на него… Позвонить…
Когда я вернулась в квартиру, у меня уже созрел план действий. Я позвонила по очереди его родителям, застала его у отца и велела немедленно, как можно быстрее, идти на Гранитную и затаиться там, света не включать. Мне пришло в голову, что если следят за мной, а я здесь, то на Гранитной пока нет соглядатая. Бартек успеет. Я задержу их, возможно, соглядатай только один, этот с велосипедом. Пойду в какое-нибудь кафе, сделаю вид, что жду кого-то, потом вернусь домой, словно не дождалась. Утром выйду первая, оттяну «хвост» на себя. Бартек выйдет из квартиры незамеченный. А на будущее как-нибудь договоримся.
