Я только что закончил калибровку последнего кристалла. Напряженная работа требовала внимания и концентрации, и сейчас, когда она была наконец сделана, я стоял расслабленный и опустошенный. Легкий сквозняк шевелил листами со схемами на стене. Помимо него, слышался отдаленный шум речки. Привычные звуки не воспринимались рассудком, и мне казалось, что я стою совершенно один в полной тишине. Осторожно, стараясь, чтобы не скрипнули полы, я подошел к окну и бездумно уставился на скалистый провал и блестящую текучесть реки, просвечивающую между деревьями. Что-то движущееся мелькнуло между ветвей, и я присмотрелся. Немного погодя рассмотрел знакомую лодку, бесшумно скользящую к причалу, и фигуру Курта, стоявшего на корме. Надо было спускаться и помочь ему перенести наверх груз из лодки.
Глава 31
Порыв слабого ветра едва не сбросил наш легкий самолет со скалы, и теперь мы привязали его лыжи-шасси к паре бревен. Пятнадцать дней спустя аппарат был готов к первым испытаниям. Никаких вестей снизу не было, но энтузиазм от завершенной большой работы заполнял нас и вымывал пытку ожидания из головы. Курт был полон восторга и требовал начать немедленно. Но я прекрасно знал, как опасен полет, и понимал, что только тщательно подготовленные проверки помогут не только в конце концов полететь, но и просто остаться живым. Для начала у нас не было нормальной площадки. За офисом был большой двор, где сейчас и стоял аппарат. Управление было настроено по-самолетному, а значит, для разворота его по курсу от должен был обладать скоростью, которая, в свою очередь, предполагала движение самолета относительно поверхности скалы. Прямоугольный двор позволял такое, только если садиться против ветра, а ветра-то и не было. Мы уже подлетали на несколько метров над скалой с веревкой, привязанной к носу, которая удерживала аппарат от сноса ветром, служила якорем и позволяла разворачивать его. Но как только мы решили, что можно попытаться оторваться от пуповины, как ветер стих совершенно.
Первое же испытание едва не угробило и самолет, и начинающего пилота. Порыв ветра был не сильный, и не сказать, чтобы совсем боковой, но его хватило, и легкий аппарат заскользил боком, одновременно опрокидываясь на ветер. Поскольку вертикальная тяга была жестко сориентирована по оси самолета, то наклонившаяся машина получила боковую горизонтальную скорость, одновременно потеряв часть подъемной силы. Спасло то, что нос машины был привязан и скользящий аппарат развернуло против ветра, а также то, что испуганный пилот сообразил сдвинуть чебурашку ближе к фокусу, увеличивая подъемную силу. В результате машина мотнулась на якоре, успокаиваясь в новом положении и так же в такт колебаний мотая нервы незадачливого изобретателя. Выбравшись из кабины, я чувствовал себя побывавшим на грани гибели. Потребовалось еще несколько подскоков и изменения в конструкции лыж, чтобы сместить центр динамического давления ниже к центру масс. На лыжах теперь красовалось собственное небольшое вертикальное оперение — крылышки, которые Курт зачем-то выкрасил в голубой цвет. Машина уже не кренилась при боковых порывах ветра, хотя по-прежнему моталась как флюгер. Я пробовал давать ход вперед, и на первый взгляд поведение аппарата при этом выглядело нормально. Кроме того, пришлось потратить много времени, оценивая и привыкая к реакции машины на манипуляции с ручкой управления. Чтобы уменьшить остроту этой реакции, я был вынужден переделать длину рычагов тяг для хвостового оперения. И вот, когда я уже более-менее уверенно висел на месте, удерживая аппарат против ветра горизонтальной тягой, а не тросом якоря, ветер прекратился.
— Давай, Илия! — Курт едва не плясал вокруг меня.
— Чего давать? Это уже полноценный полет по кругу. Мы в предгорьях, вокруг — лес. Пока я буду отлетать от рудника, я следить за ним не смогу. А когда развернусь, то не увижу его в этой чаще. Единственный ориентир — речка. Но на ней нет никаких знаков, по которым я бы смог сориентироваться. Даже если я найду потом этот двор, то ветра не увижу — надо хотя бы конус поставить.
— Давай ставить! А чего это такое?
— Потом покажу. Мне, чтобы уверенно управлять этой штукой, нужна скорость метра два в секунду. На такой скорости за минуту я улечу на полтора километра. А если меня кто увидит? До шахты километра три всего! Опять же — низкая облачность.
— Опять ты свои метры с километрами. Просто не лети к шахте, дел-то! Что, нам спать идти? Говори, что делать! Нечего время терять!
— Давай договоримся вот о чем. Представь: я улетел и не вернулся.
— Это еще почему? — нахмурился Курт.
— Разбился! Сел на вынужденную!
— И чего?
— Того, что я могу быть ранен или покалечен. Как ты меня искать будешь?
Курт озабоченно молчал.
— Нужно нарисовать карту. Ну, я тебе уже объяснял — рисунок реки со всеми изгибами и приметами, а также теми холмами, о которых мы знаем.
— И чего это даст? Ты сразу нарисуешь, где разбиваться собираешься?
— Я на ней нарисую примерный план, как лететь собираюсь. Если не вернусь, ты, по крайней мере, будешь хоть какой-то ориентир иметь. Кроме того, на моей башне надо будет на крыше площадку устроить, чтобы ты видел, куда я лечу и лечу ли.
— Так давай делать! Я пошел площадку мастерить, ты свой конус сооружай! Я все равно не знаю, что это такое. Речку я тебе нарисую со всеми подробностями, с холмами, извини, похуже. Можем пометить те, что с крыши самые заметные.
Глава 32
Сиденье пилота мы сбили из досок, что оказалось не лучшим решением — жесткий ровный квадрат изрядно давил на мою похудевшую задницу. Кокпит бы довольно тесен, но это давало необходимую поддержку для тела во время кренов. Я сидел в заднем отделении моего двухместного самолета. Прямо передо мной за небольшим щитком стоял движитель, что создавало иллюзию надежности и контроля. Во всяком случае, я смогу увидеть сразу же, если он начнет разваливаться, например. Успею ли я что-либо сделать — отдельный вопрос! Я крутанул педали привода и удовлетворенно отметил, как равномерно завертелась пара активных ядер в движителе. Чувствовал я себя совершенно спокойным, несмотря на то что был уверен: то, что я делаю, — авантюра чистой воды! Правда, за последнее время я, во-первых, привык к авантюрам, а во-вторых, почти никогда не имел выбора. Иногда мне казалось, что все, что происходит со мной здесь, — какая-то виртуальная игра, в которой враги мрут пачками, а самому умереть не страшно. Как ни странно, но пытка, которой меня подвергла скелле, была надежным ориентиром, который как якорь удерживал на месте мое чувство реального. Стоило ее вспомнить — и я понимал: это всерьез, это по-настоящему.
Аппарат был уже отвязан от бревен и повернут носом против ветра, Курт сидел на крыше. Ну что же, пора взглянуть на этот мир сверху вниз.
Я подвинул рычаг управления вертикальной тягой, и машина, вильнув, стала медленно набирать высоту. Бросив взгляд вниз, я заметил, что под ветром меня сносит довольно быстро, и я тронул рычаг горизонтальной тяги. Самолет сначала выровнялся, а затем заскользил вперед. К этому моменту я набрал уже метров пятнадцать высоты, но этого было недостаточно. Местная флора отличалась большими размерами. Даже деревья, которые росли на скалах вокруг рудника, достигали тридцати метров в высоту, поэтому я продолжил подниматься, ориентируясь по их кронам напротив меня. Опасаясь, что меня снесет на деревья позади, я немного добавил горизонтальной тяги и начал приближаться к деревьям перед собой, одновременно продолжая подъем. Бросил взгляд вниз и немного напрягся — случись падать отсюда, результат будет уже фатальным. Легкая машина качнулась от моего наклона, но оставалась устойчивой. Наконец я забрался выше самого высокого дерева-шишки впереди и еще добавил тяги, одновременно стараясь остановить подъем. Самолет с шуршанием ветра в ушах и в стойках рядом с моей головой плавно двинулся над скалами, выбираясь к реке. В этот момент вместе с диким напряжением я почувствовал счастье. Я летел.
