Важная, впрочем, вещь состоит в том, что эта почти пугающая документальность на грани с эксгибиционизмом - такая же условность, как и жесткий сюжетный каркас традиционного романа. Очевидно, что никакое событие двадцатилетней давности (а именно такая временная дистанция отделяет взрослого Кнаусгора. пишущего свою книгу в съемной студии в Стокгольме, от Кнаусгора-подростка, переживающего развод родителей и смерть отца) без помощи воображения и фантазии не может быть воспроизведено так подробно, как это делает автор «Прощания». Да и бесструктурность, нарочитая аморфность прозы Кнаусгора обманчива: привычные нам жанровые схемы в ней не исчезают вовсе, но замещаются сложной системой внутренних рифм и опорных образов. Так, к примеру, в самом начале книги герой видит в новостном сюжете сложившееся из бликов на воде человеческое лицо, а после тема загадочного лица возникает в тексте еще трижды, вбивая мощнейшие соединительные скобы в псевдохаотичный текст.
Словом, говорить, что автофикшн полностью перпендикулярен всей прозаической традиции и связан с нею исключительно в том смысле, что растет из ее безжизненного трупа (как кажется сегодня многим, а многим может показаться после поверхностного прочтения «Прощания»), будет некоторым преувеличением. Но это определенно новый и, похоже, очень важный этап в развитии современной литературы, а Карл Уве Кнаусгор, блестяще талантливый, изобретательный и бесстрашный, - идеальная кандидатура для первого с ним знакомства.
Сильвия Назар
Игры разума
Лауреат Нобелевской премии по экономике, один из основоположников теории игр Джон Нэш представляет собой редчайший (по сути дела: единственный) пример по-настоящему великого математика, биографию которого знает едва ли не любая домохозяйка. И это, в общем, понятно: свою роль определенно сыграл знаменитый фильм «Игры разума» с Расселом Кроу однако даже и без него история Нэша настолько драматична, изящно закруглена и по-литературному (или, если угодно, по-киношному) безупречна, что не обратить на нее внимания способен только человек, начисто лишенный чувства прекрасного.
Эксцентричный молодой гений, собеседник Эйнштейна, счастливый муж и молодой отец, дерзкий бисексуал в эпоху тотальной гомофобии и один из самых многообещающих ученых своего поколения, в возрасте тридцати лет Джон Нэш сходит с ума и на три следующих десятилетия погружается в бездну шизофрении и паранойи. Он бродяжничает и побирается, получает и дешифровывает послания от инопланетян, скрывается от якобы следящих за ним спецслужб, пытается учредить (а также возглавить) мировое правительство, и зловещим призраком бродит по кампусу Принстонского университета, разговаривая с тенями и время от времени принимаясь колотиться головой о стену. Однако после всего этого его разум чудесным образом вновь пробуждается от анабиоза, и, вернувшись в мир живых, Нэш продолжает свои исследования, получает Нобелевскую премию по экономике и еще одну, едва ли не более важную для него награду - премию по математике имени Нильса Хенрика Абеля, восстанавливает разрушенный брак, налаживает отношения с детьми и гибнет в автокатастрофе в возрасте восьмидесяти шести лет вместе с любимой женой Алисией.
Если вам показалось, что предыдущий абзац содержит спойлеры, способные убить удовольствие от чтения изданной, наконец, по-русски книги Сильвии Назар (именно она легла в основу фильма «Игры разума»), то не тревожьтесь. Автор не пытается искусственно сохранять интригу и, по сути дела, рассказывает всю историю Нэша трижды: сначала - совсем коротко -в предисловии, потом еще раз, чуть подлиннее, в прологе, и, наконец, в полном варианте - на 600 страницах собственно книги. Однако поверьте, даже зная основные вехи биографии главного героя, вы едва ли сумеете всерьез заскучать, потому что идеальным сюжетом достоинства книги Назар не исчерпываются: «Игры разума» - это еще и великолепный, образцово-показательный (а значит, очень удобный и максимально доброжелательный к читателю) американский нон-фикшн.
Каждая глава в книге гостеприимно открывается ярким эпизодом немного в духе журнала «Караван историй» («Небрежно одетый, в нейлоновой рубашке навыпуск и брюках без ремня, Нэш безвольно утопал в кресле в углу больничного холла. Его мускулистое тело обмякло, как у тряпичной куклы, красивой лепки лицо было абсолютно безжизненным. Он безучастно смотрел в одну точку рядом с левым ботинком профессора Гарвардского университета Джорджа Макки и почти не шевелился, если не считать судорожного движения, которым он время от времени откидывал со лба длинные темные волосы...»). Каждый математический термин деликатно объясняется дважды - сначала посложнее, а потом совсем уж на пальцах, для тех, кто с первого раза не понял. А количество формул в книге милосердно сведено к нулю - очевидно, Сильвия Назар восприняла фразу Стивена Хокинга о том, что каждая формула в книге сокращает количество читателей вдвое, как буквальное руководство к действию. Более того, чтобы уберечь читателя от неприятной необходимости самому делать какие-то нравственные выводы, Назар сразу предлагает ему простую и ясную схему моральных ориентиров: годы гениальности (Нэш ведет себя экстравагантно и местами даже аморально - бросает любовницу, отвергает незаконнорожденного сына, третирует жену унижает и оскорбляет коллег) сменяются годами безумия (которые при некотором желании можно интерпретировать как время расплаты). Ну а за ними следуют годы ремиссии, когда Нэш переживает не только интеллектуальное, но и духовное перерождение - он становится куда лучшим человеком, чем был до болезни, и по мере сил пытается отстроить то, что некогда повредил или уничтожил.
Однако если бы дело обстояло так просто, книге Сильвии Назар едва ли удалось бы стать тем по-настоящему великим бестселлером биографического жанра, которым она стала. Под приятно глянцевитой оболочкой внутри «Игр разума» ворочается живая, страшноватая, не укладывающаяся ни в какие наперед заготовленные рамки и умело им сопротивляющаяся материя. Зыбкость границы, отделяющей помешательство от нормы с одной стороны и от гениальности - с другой; безжалостность генетики (сын Нэша и Алисии так же безумен, как отец, - только без отцовской гениальности); ужас нравственного выбора людей, столкнувшихся с безумием в семье; бесправие и беззащитность безумца перед лицом закона и медицины, - вот о чем на самом деле рассказывают «Игры разума», и это, конечно, захватывает и волнует по-настоящему. А Джон Нэш, теория игр, Нобелевская премия и всё прочее - не более, чем иллюстративный материал. Эффектный и детально проработанный, бесспорно, но в данном случае скорее вспомогательный.
Происхождение Современности
Юрий Слёзкин
Дом правительства
Свой 1000-страничный opus magnum американский историк, профессор университета Беркли Юрий Слёзкин предваряет предисловием, которое доверчивый читатель может прочесть буквально - как прямой и линейный путеводитель по книге. В изложении Слезкина всё выглядит стройно до схематизма: три смысловых этажа - человеческий, аналитический и литературный (на протяжении всего своего существования советская элита была помешана на чтении и безостановочно смотрелась в зеркало литературы). Горизонтальные смысловые «этажи» перекрещиваются с вертикальными «подъездами»-частями, расположенными в хронологическом порядке. В первой части речь идет о мятежной юности большевиков: во второй - об их самодовольной зрелости, совпавшей с переездом в построенный по проекту архитектора Бориса Иофана помпезный Дом правительства; в третьей - о крахе большевистского мира, оказавшегося поразительно недолговечным. Ну, и венчает книгу послесловие, посвященное прозе Юрия Трифонова, сохранившего и облекшего в слова наследие Дома правительства, с легкой руки писателя навеки ставшего «Домом на набережной».
