Впрочем, едва ли это торжество разума над чувством можно поставить автору в вину: эмоционально, персонально и человечно про трагедию русского XX века писали и продолжают писать десятки, если не сотни авторов. В этом ряду «Дом правительства» Юрия Слёзкина становится едва ли не первой масштабной книгой на ту же тему, написанной с глубоким пониманием произошедшего и в то же время отстраненно и без надрыва, с относительно комфортной и для автора, и для читателя дистанции.
Михаил Зыгарь
Империя должна умереть
На дворе 1901 год, и газета «Церковные ведомости» публикует постановление Священного Синода об отлучении Льва Толстого от церкви. Семейство Толстых запирается в своем особняке в Хамовниках, небезосновательно опасаясь травли, петербургское общество негодует сам старый граф тоскует и тревожится. Давний враг Толстого, наставник молодого царя и духовный вождь всех ультраконсерваторов России Константин Победоносцев потирает руки. А параллельно с этим петербургские «хипстеры» Дмитрий Мережковский, его жена Зинаида Гиппиус и их молодой любовник Дима Философов (кузен и соратник Сергея Дягилева по эпатажно-эстетскому журналу «Мир искусства») устраивают в своей квартире мистико-эротический ритуал - учреждают так называемую «Церковь на троих», а по сути -практически неприкрытый брак втроем. Полтавский священник-толстовец Георгий Гапон едет в столицу учиться в Духовной академии, вливается в ряды борцов за права неимущих, а после попадает в сети охранки. Ловушку для простодушного Гапона расставляет самый странный жандарм России -романтик политического сыска Сергей Зубатов. Горький с Чеховым - оба чахоточные, оба сверхпопулярные - гуляют по Ялте и спорят о судьбах родины. Савва Мамонтов проматывает отцовские миллионы в частном оперном театре, империя бряцает оружием на Востоке, а на противоположном, западном, ее конце двое молодых еврейских интеллектуалов, миллионерский сынок Михаил Гоц и скромный фармацевт Григорий Гершуни, создают новую партию, призванную сплотить все революционные силы России - партию эсеров...
Едва открыв 900-страничную книгу Михаила Зыгаря «Империя должна умереть», наследующую его же онлайн-проекту «1917», читатель словно бы оказывается в очень шумном, прокуренном помещении, где множество людей разговаривают одновременно и на очень повышенных тонах, бесконечно перемещаются с места на место и бурно жестикулируют. Россию девяностых годов девятнадцатого века, а также нулевых и десятых годов века двадцатого Зыгарь превращает в эдакий ретро-фейсбук: десятки сквозных персонажей, у каждого из которых с любым другим найдется изрядное количество общих «друзей», переплетающиеся судьбы, хрупкие альянсы, скандальные разрывы, пылкие примирения... Поначалу текст производит впечатление наэлектризованного и потрескивающего хаоса голосов, имен и эмоций -в сущности, примерно как фейсбук на неподготовленного человека.
Однако смысл, порядок и структура внутри этого хаоса обнаруживаются уже на 20-й странице - собственно, как только появляются авторские сноски. Зыгарь пишет о том, как упомянутый уже Победоносцев уговаривал Александра III ни в коем случае не отменять смертную казнь для убийц его отца, Александра II, ссылаясь при этом на «волю простых людей», и тут же аккуратно поясняет - да-да, вот и сегодня власть узурпирует право вещать от имени народа. Дальше - больше: ты, читатель, и правда подумал, что автор рассказывает тебе историю несчастной беременной цареубийцы Геси Гельфман, которую весь цивилизованный мир во главе с Виктором Гюго пытался спасти от казни? Ну право слово, что ж ты такой доверчивый - это же на самом деле про Pussy Riot: за них так же мировая общественность заступалась, а толку-то...
Впрочем, и без этих навязчивых параллелей общая мораль книги прозрачна до невозможности. У нас сегодня точно такой же 17-й год, так что нам надо срочно извлекать уроки из опыта столетней давности. Вот если бы тогда власть чуть меньше завинчивала гайки и вовремя дала стране достаточно либеральных свобод, глядишь, и обошлось бы без потрясений, революций и кровопролития (эта часть послания явно адресована собственно нашей сегодняшней власти). Ну; и либеральной общественности надо было более слаженно за эти свободы бороться; а не заниматься глупостями - стихи эти, ритуалы, болтовня, балет... Словом, - обращается Зыгарь к условным интеллектуалам - не будьте как Бакст, Толстой, Горький, Гапон и Гершуни, а то сами видите, чем кончилось.
Именно эта, с позволения сказать, дидактическая заостренность (так драматически несхожая с прекрасной безоценочностью «Всей кремлевской рати», предыдущей книги автора) и составляет основной недостаток «Империи», из которого растут все прочие. Настойчивое стремление смотреться в прошлое, как в зеркало, порождает бесконечную череду мелких, но раздражающих неточностей. В поисках актуальных сближений автору всё время приходится идти на упрощения, сопоставлять принципиально не схожие вещи и насиловать историческую реальность множеством иных способов. Мережковский с Гиппиус, конечно, ничуть не похожи на сегодняшних хипстеров ни по повадкам, ни по роли в обществе. Называть «бабушку русской революции», народоволку Екатерину Брешко-Брешковскую «известной диссиденткой» некорректно (трудно представить себе советского диссидента, половину жизни живущего на нелегальном положении). Объяснять знаменитый процесс Саввы Мамонтова через дело «ЮКОСа» просто неправильно -теряется смысл обоих событий.
Таких примеров можно набрать множество, но на самом деле проблема не в них: в конце концов, «Империя должна умереть» - не монография, а развлекательный нон-фикшн, в котором упрощения, параллели и аналогии вполне допустимы. Главная беда книги состоит в том, что автору совершенно не интересна описываемая эпоха как таковая и он не любит своих героев. Все они - и художники, и писатели, и революционеры, и министры, и члены императорской фамилии - исполняют у Михаила Зыгаря роль безвольных статистов, единственная функция которых - на разные лады подкреплять собственными словами и судьбами базовую идею автора о необходимости учиться, избегать ошибок и делать выводы. В принципе, всё верно - не поспоришь: и учиться надо, и правильные выводы не помешают. Но 900 страниц, написанных с единственной целью служить иллюстрацией к одному несложному тезису, производят впечатление тягостной и утомительной избыточности.
Судхир Венкатеш
Главарь банды на день
Все: кто читал популярнейшую книгу Стивена Дабнера и Стивена Левитта «Фрикономика», наверняка помнят одного из ее героев, Судхира Венкатеша, -молодого и отважного американского социолога, в конце восьмидесятых годов прошлого века внедрившегося в чикагскую банду «Черные Короли». За несколько лет тесного общения со всевозможными «хаслерами» (так в Америке называют системных правонарушителей) Венкатешу удалось собрать сенсационный материал, перевернувший все тогдашние представления о жизни городского дна и легший в основу самой, пожалуй, известной главы «Фрикономики» - «Почему наркоторговцы продолжают жить со своими родителями?».
Дабнер и Левитт описывают Венкатеша эдаким развеселым сорви-головой, готовым на всё ради удовлетворения собственного научного любопытства. Это описание, в общем, соответствует тому образу, который в своей книге рисует он сам - по крайней мере отчасти. Однако слово «отчасти» в данном случае -исключительно важное.
