Книга Таинственная карта, страница 32. Автор книги Галина Юзефович

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Таинственная карта»

Cтраница 32

При всей своей укорененности в американских реалиях, роман Селесты Инг - универсальная история про травму, транслирующуюся через поколения, и для российского читателя она будет ничуть не менее актуальна, чем для любого другого. Причем - и это важно - читать ее можно, что называется, с обоих концов: с позиции родителя (и задуматься о том, почему же тебе так важно, чтобы ребенок блистал на уроках химии) и с позиции ребенка (и попытаться понять, наконец, что же в тебе - твое, а что - наведенный родителями морок).

Единственное, что можно поставить в упрек книге «Всё, чего я не сказала», - это огорчительная одномерность героев. Покуда они остаются в рамках отведенного им амплуа («измученная родительскими ожиданиями дочь», «азиат в ксенофобском обществе», «одинокий гомосексуальный подросток»), они выглядят абсолютно убедительными и живыми. Однако малейшая попытка заглянуть за обусловленный их романной функцией фасад обнаруживает в персонажах досадное отсутствие объема. Правда ли Мэрилин так любила медицину или ей просто нравилось, как блестит на солнце стетоскоп? Джеймс - историк-американист, но что он находит в этой дисциплине и почему выбрал именно ее? А Лидия - чего она хочет на самом деле, что любит, и вообще - какая она?.. При взгляде сбоку главные герои и их дети больше всего похожи на барельефы - выпуклые спереди, идеально плоские и ровные сзади. Впрочем, если выбрать правильный ракурс и не крутить головой лишнего (а также не пытаться найти глубину там, где ее не предусмотрено авторским замыслом), то роман Селесты Инг способен не только тронуть душу, но и пробудить мысли о вещах по-настоящему важных.

И повсюду тлеют пожары

В своей новой книге американка китайского происхождения Селеста Инг словно бы намеренно старается сделать всё не так, как в принесшем ей популярность дебюте «Всё: чего я не сказала». Тема культурной идентичности и интеграции, ключевая для предыдущего романа, на сей раз вынесена на периферию, как и тема непосильных родительских ожиданий, способных сломать хребет нервному и чувствительному подростку. На сей раз в фокусе внимания Инг - конфликт порядка и хаоса; мира структурированного и прозаичного с одной стороны, и мира творческого, свободного и бесшабашного с другой. Причем несмотря на попытку объективности, читатель довольно быстро понимает, на чьей стороне симпатии автора: конечно же, плодотворный хаос в глазах Селесты Инг несравненно лучше скучного и косного мира надежности и достатка, которому она и выносит приговор с максимальной серьезностью и прямотой.

Пригород Кливленда Шей кер с-Хайтс - царство благополучия и благопристойности, а семья Ричардсонов (папа - успешный юрист, мама -журналист местной газеты, четверо красивых и умных детей-подростков, безупречный дом, идеальный газон) - его образцовые обитатели. Они хорошо образованы и успешны, у них широкие взгляды, им не чужды благородные порывы - конечно, если они не идут в разрез с общепринятыми нормами. Они счастливы и гармоничны в своем сонном мирке (если не считать, конечно, спорадических эскапад неукротимой Иззи - их младшей дочери), покуда миссис Ричардсон не решает сделать доброе дело - сдать за бесценок не нужный ей домик по соседству странной парочке: бездомной (и очевидно гениальной) художнице Мие и ее пятнадцатилетней дочери Перл.

С этого момента всё у Ричардсонов идет наперекосяк. Мия, немногословная, аккуратная, работящая и с виду совсем не опасная: не готова играть по правилам: принятым в Шейкерс-Хайтс. Она поддерживает нищую китайскую эмигрантку отказавшуюся от своей новорожденной дочери и теперь пытающуюся вернуть ее себе: отобрав малышку у состоятельной четы Маккала - идеальных усыновителей и ближайших друзей миссис Ричардсон. Мия отогревает и приручает бунтарку Иззи, собственным примером демонстрируя той. что стремление к свободе от условностей - вовсе не порок. Она показывает обывателям Шейкерс-Хайтс принципиально иной способ жизни - странный, рискованный, и в то же время таящий в себе множество радостей, не доступных людям с постоянной работой и стабильным доходом. Ну, а дочь Мии, темноволосая молчунья Перл, вбивает смертельный клин между двумя сыновьями Ричардсонов - красавцем-спортсменом Трипом и романтичным мечтателем Сплином... Надо ли говорить, что всего этого миссис Ричардсон стерпеть не сможет: отбросив маску ханжеской добродетели, она начинает рыться в таинственном прошлом Мии и Перл, извлекая на свет факты, которым лучше было бы навеки остаться в тени. И эти открытия влекут за собой последствия поистине катастрофические и необратимые для всех участников драмы...

Одна из фундаментальных идей Селесты Инг - это недопустимость культурной апроприации: так, именно с ней борется Мия, вставая на сторону биологической матери-китаянки против белых приемных родителей. И тем не менее, бичуя порядок и вознося на пьедестал нонконформистский хаос (даже формально поверженная, Мия покидает Шейкерс-Хайтс с высоко поднятой головой), Инг совершает именно тот грех, который сама же порицает. Ее попытка говорить от лица бунтарей, по сути дела, представляет собой именно культурную апроприацию - казалось бы, не ей, молодой женщине из обеспеченной семьи, уроженке богатого пригорода и выпускнице престижного университета, с подростковой страстью воспевать романтику объедков, обносков и духовных исканий. Если бы с подобным художественным высказыванием выступила Джаннет Уоллс, создательница автобиографической книги «Замок из стекла» (Уоллс выросла с родителями-хиппи и на собственной шкуре испытала все прелести подобной «романтики»), к этому можно было бы отнестись всерьез. Но благополучнейшая Селеста Инг, прославляющая антибуржуазный побег и бунт, выглядит не многим лучше самой несимпатичной своей героини миссис Ричардсон, убежденной, что любому ребенку - в том числе китайскому - всегда лучше в богатой и просвещенной белой семье.

Кристина Далчер
Голос

«Голос» американки Кристины Далчер разошелся в США без малого миллионным тиражом, и если верить многочисленным отзывам, под обложкой с выразительным латинским названием (в оригинале роман озаглавлен «Vox») притаился по меньшей мере новый «Рассказ служанки», а то так и что-то покруче. Ужасающее насилие над женщинами, подавление всех их естественных склонностей, героическое сопротивление, и в конце (чтобы ни у кого из читателей не осталось сомнений, чье тут дело правое) эффектное избавление от гнета и тотальное торжество справедливости, - словом, образцовое воплощение всех неврозов и надежд современного общества. Ну, или по крайней мере женской его половины.

В принципе, всё сказанное в аннотации - правда, ну, или близко к тому.

В начале романа главная героиня, Джин МакКлеллан, домохозяйка и мать четверых детей, влачит то жалкое существование, которое в Америке времен президента Майерса (под этим псевдонимом укрылся узнаваемый, хотя и несколько окарикатуренный Дональд Трамп) остается единственным уделом женщин. Год назад ее, авторитетного специалиста по нейролингвистике, изгнали из лаборатории и принудительно отправили домой, лишив права пользоваться компьютером или смартфоном, а также запретив ей доступ к книгам - за вычетом, понятное дело, адаптированной Библии в розовой обложке. Но хуже всего то, что на запястьях Джин и ее маленькой дочки красуются особые счетчики, отмеряющее количество произнесенных ими слов: каждая женщина имеет право не более, чем на сто слов в день. При превышении этой нормы ее ждет удар током - сначала едва заметный, но с каждым следующим нарушением всё более и более мучительный.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация