В этом контексте возникает соблазн предположить, что Уэлш изменился -постарел или просто образумился. Однако мне в этой внешней трансформации видится нечто иное - одновременно более простое и более сложное. Нельзя не заметить, что, сменив тему (героин на ЗОЖ), Уэлш сохраняет неизменным общий месседж: его плотно «сидящая на фитнесе» Люси выглядит ничуть не менее безумной и социально опасной, чем прежние его герои - городские «подонки». Что же до перемены романного локейшна (Флорида вместо Эдинбурга), то, на мой взгляд, в Америке Уэлш просто попадает в куда более органичное для себя культурное пространство. То, что в Британии казалось вызовом и никак не вписывалось в традиционные культурные рамки, в Америке приобретает куда более респектабельное и традиционое звучание. Да, социальное высказывание на важную тему. Нет, не контркультура и уж точно не эпатаж. Если угодно, просветительство и ответственный разговор о болезненном феномене общественной жизни. Ну, и лишний повод задуматься о том, как контекст форматирует текст под читательские ожидания.
Энн Тайлер
Катушка синих ниток
А вот «Катушка синих ниток» Энн Тайлер - тот самый случай, когда российский читатель с большой вероятностью увидит в тексте нечто едва ли не прямо противоположное тому, что увидел в нем читатель американский. У нас этот роман имеет все шансы быть прочитанным как утешительная, чуть сентиментальная и добрая семейная история для дамского чтения, в то время как в Америке книга Тайлер была воспринята как горькая и едва ли не шокирующая социальная драма.
Уитшенки - любящие и преданные друг другу родители Ред и Эбби, их дети (два сына и две дочери) и многочисленные внуки - выглядят (и сами себя предпочитают воспринимать) как эталон счастливой американской семьи. Они отличаются удивительной сплоченностью и взаимным доверием, они много времени проводят вместе - работают в семейной фирме, частенько забегают друг к другу в гости без всякого повода, постоянно перезваниваются и даже в отпуск к морю ежегодно ездят всей семьей. Никакие неурядицы (впрочем, не слишком частые) не способны поколебать их взаимной любви. Самостоятельные энергичные старики, красивые дочери и невестки, успешные сыновья, крепкий бизнес, уютный старый дом, здоровые внуки и, конечно, верная собака-лабрадор - чего еще желать? Однако то, что поначалу кажется слащавой семейной идиллией, при ближайшем рассмотрении оборачивается ее пугающим призраком.
Нет, ничего сенсационного - ни ужасов семейного насилия, ни скелетов в шкафу, ни грязных тайн. Аккуратно и почти незаметно смещая ракурс, Тайлер одну за другой проявляет те вещи, о которых просто не принято говорить вслух - ни в семье Уитшенков, ни в любой другой семье. И именно в этом заключается экзистенциальный ужас, умело и исподволь нагнетаемый писательницей: семейное счастье невозможно - его попросту не существует, а все, кто берется утверждать обратное, лгут либо себе, либо другим.
Супружеская любовь между Редом и Эбби умерла так давно, что уже и неизвестно, была ли она вообще. Дети - на первый взгляд такие залюбленные и счастливые - всегда страдали либо от невнимания родителей, либо от их навязчивого и грубого вторжения в зону интимного. Вселенская отзывчивость Эбби - социального работника по профессии и призванию -оборачивается черствостью и слепотой к близким. В прямоте и открытости Реда сквозит жестокость и равнодушие. Своенравие и эгоизм старшего из сыновей - Денни - скрывает глубинную детскую травму. Услужливость и дружелюбие младшего - приемыша-Стема - маскирует неуверенность и отчужденность. Честолюбие старшей дочери Аманды - результат трагического одиночества... Обыденные, узнаваемые проблемы - вроде бы, чепуха, но на самом деле приговор семье как таковой, фундаменту американского общества и первооснове современной цивилизации в целом. И тот факт, что «Катушка голубых ниток» - официально последняя книга 79-летней Тайлер, лишает читателя малейшей надежды на его пересмотр.
Энн Тайлер - живой классик современной американской прозы, лауреат Пулитцеровской и финалист Букеровской премии - без резких движений, без пафоса и ненужной аффектации заставляет читателя разглядеть за глянцевым фасадом нечто невыразимо пугающее и депрессивное. Вернее, как в известной оптической иллюзии, Тайлер позволяет разглядеть на картинке одновременно и чёрта, и ангела. И от того, что каждая деталь, каждая мелочь в созданном Тайлер мире выглядит такой живой, такой теплой, узнаваемой и всеобщей, у читателя по спине бегут мурашки. Тебе давно некуда идти, твой дом сгорел, твои братья и сёстры тебе чужие, а мама и папа превратились в соломенные чучела. И самое страшное, что ты это знаешь, но, разумеется, если хочешь, можешь продолжать притворяться. В самом деле, куда уж утешительнее и добрее.
Э.Л .Доктороу
Мозг Эндрю
Э. Л.Доктороу - эталонный автор больших и важных американских романов. Начиная с прославившего его «Рэгтайма» (проблемы чернокожего населения на фоне трансформации американского общества в первой трети XX века) и вплоть до позднего «Марша» (рейд генерала Шермана по южным штатам во время гражданской войны в США), Доктороу всегда говорил о значимом и весомом для американской души и национальной идентичности.
В этом монументальном ряду его последний, написанный незадолго до смерти роман «Мозг Эндрю» выглядит поначалу непривычно камерным. В сущности, это история одной маленькой частной жизни - биография не слишком удачливого ученого-когнитивиста, сбивчиво, с намеренным и ненамеренным враньем, сюжетными петлями и беспомощной бравадой изложенная им самим в ходе бесед с психотерапевтом. Свой рассказ Эндрю начинает с того, как с полугодовалой дочкой от второго брака однажды зимним вечером оказывается под дверью первой жены, которую просит взять малышку на воспитание. Постепенно читатель узнаёт, из-за чего распался его первый брак, как сложился и чем закончился второй, а также почему родная дочь оказалась Эндрю в общем-то ни к чему. Эндрю хитрит и виляет, пытается уйти от неприятных тем, умничает, валяет дурака, то выставляет себя бесчувственным бревном, то вообще пытается раствориться в собственном нарративе, но едва ли не против воли понемногу приближается к абсурдистской и совершенно неожиданной развязке.
[2]
Чем дольше мы (вместе с безымянным «доктором», изредка подающим реплики с места) слушаем болтовню Эндрю, тем выше поднимается авторская камера, и вместе с этим меняется наше восприятие судьбы героя. Тонкий обособленный ручеек, которым она видится поначалу оказывается одним из рукавов могучей реки новейшей американской истории. Эта история течет сквозь Эндрю, выжигая на нем огненный след: но и наделяя не свойственным ему от природы величием. Как в капле, повторяющей целый океан, в его судьбе отливается судьба всей Америки - по сути дела, в некотором метафизическом смысле тщедушный кудрявый интеллектуал Эндрю, любитель прозы Марка Твена и специалист по электрохимии мозга, сам на время становится Америкой.
И вот тут нельзя не восхититься писательским мастерством Доктороу. То, что у любого другого (особенно отечественного) писателя неизбежно свернуло бы в памфлет, сатиру или на худой конец социальную драму, в «Мозге Эндрю» остается драмой прежде всего личностной, персональной. Даже затащив своего героя на недосягаемую высоту и прокачав сквозь него весь воздух американской истории последних десятилетий, Доктороу ухитряется сохранить двойную фокусировку - драма страны, пережившей трагедию 11 сентября, и драма человека, потерявшего в огненном вихре самое дорогое, не отождествляются, но остаются раздельными, переживаемыми по-разному и не зависимо друг от друга. И вот этот удивительный кунштюк, эта едва ли не магическая способность удерживать в глазу читателя сразу две картинки -глобальную и локальную, совмещать комариный похоронный марш с лязгом вселенских политических шестеренок, и делает «Мозг Эндрю» не просто «последним романом большого писателя», но вещью, в высшей степени значимой и без подобного контекста.
