Главный герой, очень похожий на автора, но не тождественный ему, отправляется в бесцельное, не имеющее даже наперед заданного маршрута странствие по графству Суррей - одному из сильнее всего пострадавших от кризиса и потому наиболее пустынных в Англии. Параллельно с физическим перемещением он перемещается и в ментальном пространстве - отталкиваясь от примет пейзажа, его мысль легко скользит в прошлое, натыкается там на разнообразные объекты и, подобно бильярдному шару, многократно меняет направление, иногда уходя еще глубже в толщу времени, а иногда вновь возвращаясь на поверхность - в настоящее.
Антиквар Томас Браун и удивительные скитания его черепа, потом почти сразу - живописное старинное поместье Лоустон с ведущей к нему старомодной линией автомотрисы. Оттуда стремительно, как с горки в аквапарке, во Вторую мировую войну, в неизменно болезненную для Зебальда тему уничтожения немецких городов британской авиацией (этому посвящено его знаменитое эссе «Естественная история разрушений»). Рыбаки на пустынном галечном пляже запускают в мозгу рассказчика сюжет связанный с ловлей сельди в XIX веке, в золотые времена ее изобилия, а оттуда мысль мигрирует к истории местного чудака, мистера Лестрейнджа, расхаживавшего в послевоенные годы в канареечного цвета пиджаке и требовавшего от своей экономки единственной услуги - абсолютного молчания. Странный образ, явившийся герою на берегу - не то тень, не то морское чудище, неожиданно отсылает его к Борхесу, а оттуда - к Джозефу Конраду. Мост в деревушке Блайт, подобно трамплину, перебрасывает в Поднебесную империю, во времена восстания тайпинов. Личность рассказчика, таким образом, становится точкой пересечения двух пространств - имагинарного, внутреннего, и внешнего, видимого глазом, так что читателю остается лишь, замерев от восторга, ожидать нового смещения ракурса и нового пируэта в одном из них, или сразу в обоих.
Лишенный абзацев, уснащенный странными фотографиями и выстроенный - ну, да. наверное, кто-то должен сказать это вслух, по законам «потока сознания», текст «Колец Сатурна» кажется на первый взгляд исключительно недружелюбным по отношению к читателю. Однако - и в этом, собственно, состоит уникальность и величие Зебальда - трудно представить себе чтение более захватывающее и исключающее любую мысль о малодушном дезертирстве. То, что в пересказе выглядит стохастическими интеллектуальными метаниями, на практике оказывается практически триллером, когда наблюдать за идеально четким, выверенным и, как кажется, единственно возможным движением авторской мысли стократ интереснее, чем за самым напряженным движением сюжета.
Ольга Токарчук
Бегуны
«Бегуны» - второе по счету пришествие классика современной польской литературы Ольги Токарчук на российский книжный рынок. Первое состоялось в 2007 году и осталось фактически незамеченным. Однако международная Букеровская, а вслед за ней и Нобелевская премии вывели Токарчук в когорту мировых литературных суперзвезд и вновь привлекли к писательнице внимание отечественных издателей. На сей раз они решили взяться за Токарчук всерьез: вслед за «Бегунами» появятся ее «Причудливые истории», а в дальнейших планах - еще несколько книг писательницы. И это определенно тот случай, когда у нас есть все основания быть благодарным издателю за это решение: Ольга Токарчук - автор, способный значительно обогатить и украсить любой - в том числе, конечно же, и российский - книжный ландшафт.
Читателю, знакомому с творчеством В.Г.Зебальда, многие приемы Токарчук покажутся знакомыми. То же равноправное и намеренно лишенное соответствующей маркировки смешение документальных (и псевдодокументальных) фрагментов с фрагментами художественными, те же стремительные и формально не мотивированные переключения между сюжетными линиями, та же манера обрывать историю на полуслове для того, чтобы неожиданно продолжить ее в другом месте - или не продолжить вовсе.
Главная героиня «Бегунов» - безымянная и почти безликая путешественница, вечная наблюдательница чужих жизней, обреченная на бесцельное и безостановочное перемещение в пространстве также, как другие обречены на скучную и стабильную оседлость. Собственное странствие сводит ее с множеством других странников, путников и беглецов, а их истории вплетаются в ее историю или: вернее, становятся ее частью. Молодой мужчина во время отпуска на островке в Адриатике на минуту высаживает из машины жену с ребенком - он думает, малышу нужно в туалет, но жена с ребенком исчезают. Капитан парома, день за днем перевозящего пассажиров по одному наперед заданному линейному маршруту, решается на дерзкий побег и направляет судно в открытое море. Сестра Фредерика Шопена едет в Варшаву и везет в багаже сердце своего умершего брата. Поэтесса подрабатывает гидом в Марокко и рассказывает туристам переиначенные новеллы Борхеса под видом подлинных исторических фактов... Роман распадается на сотню с лишним виньеток, совсем независимых, скрепленных внутренними аллюзиями или вложенных друг в друга на манер «Рукописи, найденной в Сарагосе» Яна Потоцкого.
Если продолжить сравнение Токарчук с Зебальдом, придется признать, что Токарчук - это, конечно, Зебальд light. Не в том смысле, что хуже или примитивнее, а исключительно в том, что по сравнению, скажем, с «Кольцами Сатурна» в «Бегунах» заметно больше воздуха и пространства, эмоции и настроения. Проза Токарчук куда менее плотная, менее насыщенная деталями и смыслами, чем тексты Зебальда, и - по крайней мере, в случае с «Бегунами» - эта легкость объяснима и оправданна: трудно представить себе книгу, точнее передающую сам дух современного путешествия во всей его технической простоте, бесконечном многообразии и экзистенциальном драматизме.
Июнь Ли
Добрее одиночества
Три девушки; один парень, солнечная осень в старом квартале Пекина. Обманчиво стабильный, а на самом деле стремительно меняющийся Китай конца восьмидесятых. Шаоай - самая старшая в компании, красавица, умница и бунтарка - становится беспомощным инвалидом: кто-то из друзей подсыпал ей в напиток яд, убивший разум, но пощадивший тело. Кто из троих это сделал и зачем, узнать так и не удается, но жизнь уцелевших - замкнутой и суровой сироты Жуюй, ранимой Можань и яркого, бесшабашного Бояна - оказывается разрушена. Жуюй и Можань выбирают одинокую стерильную жизнь в Америке, брак Бояна, поначалу казавшийся таким счастливым, распадается, и лишь запоздавшая на двадцать лет смерть Шаоай приводит рычаги их судьбы -общей, хотя и разделенной на три параллельные линии - в движение.
Впрочем, не стоит думать, будто «Добрее одиночества» американской китаянки Июнь Ли - детектив или какое-то его подобие. Читатель довольно быстро поймет, что же случилось с Шаоай, но подлинные, глубинные причины произошедшего так и останутся от него скрыты. Июнь Ли не пытается искусственно удерживать внимание читателя, заманивая его перспективой разгадки, потому что главная ее задача - не ответить на бесхитростный вопрос «кто убил», но показать три разных стратегии врачевания - или, вернее, обезболивания - старых ран. Боян сводит свою благополучную, в общем-то, жизнь к набору внешних функций (просторная квартира, красивая юная любовница, большая машина). Можань лелеет собственную изоляцию и с маниакальной аккуратностью обрывает все узы, хоть как-то связывающие ее с миром. Жуюй упорно и планомерно растит на сердце мощную защитную броню, не проницаемую ни изнутри, ни снаружи... Все они на свой манер несчастны, но с переменным успехом справляются с прошлым до тех пор. пока прошлое это внезапно не отпускает их на свободу, давая шанс начать жизнь с чистого (ну; более или менее) листа.
