– Давай я сниму с тебя сюртук, – прошептала она, стаскивая сюртук с его плеч. Потом она расстегнула и жилет. Ее ладони прижались к его груди и животу сквозь ткань рубашки. – Ложись, – велела она, и Нэшу не хватило сил сопротивляться.
Он сбросил ткань на столик у кровати и лег на постель, вздохнув, когда голова коснулась подушки.
Лили сняла с него сапоги. А потом села рядом и посмотрела на него сверкающими глазами. Ее волосы блестели в лунном свете, на лице в форме сердца было написано сочувствие. С такой сияющей кожей под полупрозрачной ночной сорочкой она выглядела как ангел.
Но даже если и так, Нэша уже не спасти.
Лили придвинулась ближе, провела пальцами по его лбу и щекам. Каждым движением она изгоняла демонов из его головы. Исцеляла раны на сердце.
– Закрой глаза, – прошептала она. – Тебе нужно поспать.
– Это твоя кровать. Я должен уйти.
– Не делай этого ради меня. – Она наклонилась и прижалась губами к его щеке в нежном, но слишком мимолетном поцелуе. – Мне будет гораздо приятнее, если ты меня обнимешь, с тобой рядом мне будет гораздо спокойнее спать.
Нэш сплел с ней пальцы, привычно ощутив, как идеально они подходят друг другу.
– Еще одна ночь, – прошептал он скорее себе, чем ей.
Ее лицо озарилось радостной улыбкой, Лили легла рядом и уткнулась ему в плечо. Нэш притянул ее к себе и на мгновение сделал вид, будто все в мире в полном порядке.
А может, в эту быстротечную секунду так и было.
Лили прижалась к нему своими соблазнительными изгибами. Ее мягкое дыхание согревало шею. А сердце билось в одном ритме с сердцем Нэша.
Он закрыл глаза и вдохнул цветочный аромат ее волос.
И мирно проспал до зари.
В следующие два дня Нэш и Лили в поисках Дилайлы останавливались на каждом постоялом дворе по пути в Гретну-Грин, но безуспешно. Иногда хозяин или служка утверждали, будто видели соответствующую описанию девушку, но казалось, что Дилайла всегда на шаг впереди, вне досягаемости Нэша. С каждым новым часом он все больше беспокоился. Твердил себе, что если Дилайла в безопасности и счастлива, то и он будет счастлив. Но если Брондейл как-то ее обидел… Подонок заплатит.
Проще злиться на Брондейла, чем тревожиться за сестру.
А еще это проще, чем думать об отношениях с Лили.
После первой ночи, которую они провели вместе на постоялом дворе, Нэшу удалось держаться на почтительном расстоянии. Они спали в отдельных комнатах и не прикасались друг к другу. Но это было непросто.
В особенности, когда она сидела рядом в экипаже, как сейчас, и смотрела с такой тоской… и не только.
Нэш отвернулся, чтобы на этом не зацикливаться.
– Будем ехать как можно дольше, по меньшей мере, еще часа два, и остановимся на ночлег на постоялом дворе. В Гретну-Грин прибудем завтра утром.
Лили кивнула и посмотрела в окно на оранжевый горизонт.
– Не могу объяснить почему, но я чувствую, что Дилайла где-то рядом. Может, тоже сейчас любуется закатом.
– Надеюсь, ты права, – сказал он, стараясь, чтобы его слова не прозвучали слишком скептически.
Если бы не Лили, последние три дня он пребывал бы в полнейшем унынии. А ей всегда и во всем удавалось видеть светлые стороны. Она постоянно пыталась улучшить ему настроение. Но сегодня и сама выглядела серьезной и задумчивой.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Нэш, всмотревшись в ее лицо. – Ты что-то притихла.
– Просто вспоминала. Потеря памяти помогла разрешить загадку двадцатилетней давности… О моем происхождении.
Нэш с интересом посмотрел на нее.
– Ты о чем? Разве ты родилась не в Лондоне?
Лили откашлялась. Мало кто знал правду о том, как она появилась в семье Хартли. Только родители, Фиона и Софи.
– Я не Хартли по рождению. В младенчестве меня подкинули к ним на порог.
Нэш удивленно моргнул.
– Тебя удочерили?
– Да. Я узнала об этом, когда мне было семь. – Лили до сих пор помнила, как потрясла ее эта новость. Мачеха бесцеремонно упомянула об этом беспечным тоном, как будто речь шла о том, что на ужин подадут окорок. – Меня обнаружил дворецкий, в корзине у порога. Никто не видел, кто меня принес, но под одеяльцем лежали два предмета, которые могли пролить на это свет.
Нэш внимательно слушал, и Лили чувствовала, как его мозг собирает кусочки мозаики и приходит к тому же выводу, что и она. Но все же нужно было произнести это вслух.
– Первой была записка. Я до сих пор храню ее дома. Там говорилось: «Пожалуйста, позаботьтесь о моей дорогой Лили».
Нэш сочувственно улыбнулся – он понимал, как важен для нее этот клочок бумаги. И имя. Ее имя. Потеряв его больше, чем на неделю, Лили понимала, как много оно значит. Как связывает с другими людьми и окружающим миром. Как делает уникальной и живой.
Может, это было и наивно, но ей всегда было приятно осознавать, что родная мать дала ей это имя. Наверняка женщина, которая дала имя дочери и называла ее «дорогой», испытывала к ней материнскую любовь. Даже если на заре оставила в корзине у дома незнакомцев.
Нэш откинулся назад и задумчиво потер подбородок.
– Кажется, я догадываюсь, какой предмет был вторым.
Лили кивнула, достала из-под сиденья сумку и вытащила пинетку, которую дала ей Сирена. Пинетка была совершенно обыкновенной – из кремового шелка со светло-зеленой вышивкой и белой кружевной лентой – не считая того, что составляла пару к той, что была на Лили утром, когда ее нашли.
– Когда дворецкий вынул меня из корзины, я была в одной пинетке, и она выглядела в точности как эта.
Лили улыбнулась, вспомнив все истории о пропавшей пинетке, которые выдумывали они с Фионой.
Фиона говорила, что Лили прямо как Золушка, и утверждала, что страшно завидует ей из-за крохотной пинетки. Даже если она утверждала это только из дружелюбия, Лили все равно чувствовала себя лучше. Ее излюбленная теория, которую выдвинула Фиона, когда Лили было девять, заключалась в том, что ее мать – принцесса, вынужденная бежать из своего королевства и найти для дочери безопасное место. Они воображали, что однажды принцесса вернется за Лили и принесет пропавшую пинетку.
Правда не вполне соответствовала сказке из книжек, но кое-какие параллели все же обнаружились.
Нэш сел напротив, глаза его округлились от удивления.
– Сирена знала про твое родимое пятно.
