Остановив машину у многоэтажки с облезлым фасадом, водитель вытащил откуда-то куртки с таким же логотипом, что и у него на комбинезоне, и передал пассажирам.
– Жди нас здесь, – скомандовал Марк Лудивине. – Мы скоро.
Он не дал ей ответить, и она выругалась про себя, когда они исчезли в подъезде под подозрительными взглядами компании стоявших тут же подростков. Зачем Марк притащил ее сюда, а потом оставил охранять машину?
Полицейские почти сразу вышли из подъезда вместе с пареньком лет двадцати, опиравшимся на костыль. Марк вел его под руку. Паренька посадили назад, как обычного пациента, и «скорая» тут же рванула с места.
Отъехав на значительное расстояние от Аржантея, водитель остановился на обочине, Марк и Лудивина пересели назад, и машина снова тронулась.
Парень, сидевший на носилках, явно нервничал. У него была короткая, реденькая бородка – волосяной покров явно плохо развит, – влажные ладони оставляли темные следы на спортивных штанах, о которые он их без конца вытирал.
– Ишам, говорю тебе прямо, – начал Марк, – эта история может очень плохо закончиться для всех нас, и в том числе для тебя.
Парень затряс головой, на лице у него появилась гримаса испуга.
– Я тут ни при чем, я сделал все, что вы мне сказали. Насчет имама я ни при чем!
Марк указал пальцем на парня и склонился к Лудивине:
– Вот этот Ишам – наш источник. Он ходит в мечеть Фиссума, знает нескольких неблаговидных знакомых имама. До сегодняшнего дня он всегда был с нами честен, вот почему у него пока что все в порядке.
– Да нет же, клянусь вам! Я ничего не знал!
– Ишам, я знаю: ты понял, что ходишь по лезвию. Я знаю, что ты вернулся на правильную сторону. Но если какой-нибудь судья увидит все то, что нам удалось на тебя найти…
– Это в прошлом, вы же знаете! Я уже не такой. Я люблю свою религию, своего Бога, я знаю, что ошибался.
– В наше время, Ишам, едва ли найдется судья, готовый оставить тебя на свободе, уж больно это опасно. А ты сам знаешь, что твои братья делают в тюрьме с ребятами вроде тебя. С теми, кто играет и за, и против них…
Ишам подавленно покачал головой.
– Я же вам сказал…
Тогда Марк заговорил тоном выше:
– Прекрати! Хватит отмазываться! Он должен был готовиться к бегству! Не говори, что ты ничего такого не чувствовал! Что он делал? Он о чем-нибудь говорил? С кем он в последнее время встречался?
– Ни с кем! Клянусь вам! Я ничего подозрительного не видел, он вел себя как обычно! Клянусь жизнью матери, я ничего не знаю!
– Он был в мечети во время вечерней молитвы?
– Да, говорю же вам, он вел себя как всегда!
– Кто подошел поговорить с ним после молитвы?
– Правоверные, как обычно. Он их выслушал, дал им советы, и все разошлись.
– И он тоже ушел? Ты видел, как он выходил из мечети?
Ишам пристыженно пожал плечами:
– Я не заметил.
Марк, скорее от досады, чем в гневе, хлопнул ладонью по носилкам:
– Черт знает что… Тебя просят следить, а ты не заметил!
– Я же не могу все время ходить за ним по пятам, он меня вычислит! Он осторожный, этот имам, он знает по имени всех, кто ходит в мечеть, он про каждого из нас все знает! Так и рыскает повсюду своими глазками. Молитва закончилась, я вышел, вот и все…
Марк вздохнул.
– Кто сейчас с ним близок?
– Ну… всё те же ребята.
– Они были вчера в мечети?
– Да.
– Они говорили с ним? До молитвы, после молитвы?
– Вроде нет.
– Подумай, Ишам! Хорошенько подумай! Ты уверен?
– Ну… на самом деле, может, он даже их избегал.
– Почему ты так решил?
– Не знаю, мне так кажется. Когда я вспоминаю, как все было, то понимаю, что он вчера вроде как не хотел их видеть.
– Тебе показалось, что он нервничает?
– Может, немного… Он был какой-то несобранный. Как будто думал о чем-то другом.
– А сегодня ты ходил в мечеть на утреннюю молитву?
– Конечно. Эти его ребята… они тоже там были. Раз имам не пришел, все кинулись это обсуждать и долго решали, кто прочитает молитву вместо него.
– Они удивились, когда не обнаружили его утром?
– Да. Они были недовольны. Кажется, говорили, что это все полиция.
Марк задумчиво повернулся вперед, по ходу движения машины.
– Это все, вы меня обратно повезете? – обеспокоенно спросил Ишам.
Марк ответил ему гораздо более спокойным, почти торжественным тоном:
– «Скорая» забирает тебя из дома и почти сразу привозит обратно? На что это похоже? Твое прикрытие не должно вызывать вопросов. Мы подержим тебя еще с час, а потом отпустим.
– За мной никто не следит.
– Ага… Это ты так думаешь. Уж поверь мне, эти парни такие параноики, что уже давным-давно приглядывают за тобой, так что, если у них возникнут хоть какие-то сомнения… Я не хочу рисковать. Может, ты нам еще пригодишься.
– Как раз об этом я и хотел спросить. Вы узнали насчет вида на жительство для моего зятя?
– Ого, ты решил, что после такого тебя еще и по головке погладят? Найди мне Фиссума, тогда и поговорим.
– Но…
Воспользовавшись тем, что «скорая» остановилась перед светофором, Марк открыл боковую дверцу и вместе с Лудивиной пересел вперед.
– Фиссум что-то замышляет, – заявил он, убедившись, что перегородка между салоном и кузовом закрыта и Ишам их не слышит. – Если его приближенные думают, что это мы его взяли, значит, он никому ничего не сказал.
– Думаешь, он что-то совершит? – забеспокоилась Лудивина. – Теракт?
– Нет, только не он. Он не из таких – он стал бы действовать, только если бы готовилась какая-то масштабная атака: тогда у него не было бы выбора. Но сейчас ничего подобного не случится, иначе его приспешники были бы в курсе. Фиссум – идеолог, он вербует, пропагандирует, организует, проводит встречи, он ничего не делает сам, и в этом вся загвоздка. Если он исчез, дело серьезное. Он важная фигура в деле исламистской пропаганды во Франции, они не могут позволить себе потерять его вот так, без веской причины.
– Уехал в Сирию? – предположил водитель.
– Зачем? Они не стали бы забирать отсюда столь важного игрока. Нет, тут есть что-то еще, чего я не знаю.
Марк обернулся к Лудивине.
– Ты думаешь про Лорана Брака? – догадалась она.
– Это слишком очевидно, чтобы быть простым совпадением. Они с Браком регулярно встречались на протяжении месяца, одновременно с этим все радикалы вокруг просто стояли на ушах, потом все стихло, они перестали общаться. Брака убили, а спустя всего неделю Фиссум исчезает. Слишком очевидно, говорю же.