– Вот он, сходит со своего поезда.
На экранах появилось цветное изображение в хорошем разрешении. Плотная толпа заполнила платформы и недавно отремонтированный вестибюль вокзала Сен-Лазар. Картинка застыла, курсор мышки указал на худощавую фигуру.
Лудивина тут же узнала его. У нее бешено заколотилось сердце. Она сжала кулаки.
Включилась новая запись, сделанная в другой части вокзала, ближе к трехэтажному торговому центру по другую сторону от гигантского центрального вестибюля. На экране вновь появился Антони Бриссон: его выдал курсор мышки. Он шел в толпе, вертя головой по сторонам, словно кого-то искал, пока какой-то человек не подошел к нему и не повел к эскалатору, а от него прямо к витринам одного из магазинов торгового центра. На экране сменились изображения с трех камер, снятые под разным углом: одна из записей была сделана издалека, так что на ней вообще ничего нельзя было разобрать. Ни на одной из записей не было видно, как выглядит собеседник Бриссона: воротник пальто у него был поднят, кепка надвинута на голову, чтобы скрыть верхнюю часть лица.
– Не ищите, ничего лучше все равно не найдете. Рост примерно метр восемьдесят, вес около семидесяти килограммов. Европеец, магребинец или, возможно, азиат. Они простояли там меньше двенадцати минут и разошлись. Бриссон поехал домой на поезде, второй мужчина вышел на улицу, где мы потеряли его след. Но это он, руководитель ячейки.
– Почему вы решили, что это руководитель? – громко спросила Лудивина.
– Антони Бриссон приехал только для встречи с ним и сразу после этого убил Абдельмалека Фиссума. Последний не сопротивлялся – возможно, потому, что Бриссон передал ему инструкции с самого верха. Бриссон выполнял приказ, иначе он никогда в жизни не покусился бы на жизнь имама-ваххабита. Кроме того, ваше похищение – затея рискованная, даже отчаянная. Похоже на задание: последнее, самоубийственное нападение. Кто обладал подобным влиянием на незаурядную личность вроде серийного убийцы Антони Бриссона? Тот, кто стоит на самом верху ячейки. Тот, кто руководит, командует, кто провозгласил себя вестником, несущим своим моджахедам слово Господа. Тот, кто может потребовать, чтобы вы пожертвовали собой, и кому вы беспрекословно подчинитесь.
Лудивина кивнула. Эти рассуждения показались ей вполне разумными.
– К тому же этот человек – мастер своего дела. Он ни на миг не забывает о камерах наблюдения, он явно заранее запомнил их расположение. Ни одного лишнего движения: он ничего не касается, не оставляет следов; мы попытались проследить за ним до прибытия на вокзал или после того, как он вышел оттуда, но ничего не нашли. Он идет через мертвые зоны, выбирает пути, на которых вообще нет камер, а в сумке у него на плече – я в этом уверен – лежит запасной комплект одежды, чтобы его не сумели опознать. Профессионалов подобного уровня почти не встретишь, даже у нас. Он прошел качественное обучение. Бывший сотрудник иракской разведки, вроде тех, кем кишит ИГИЛ? Возможно. В любом случае он иностранец или, по крайней мере, очень давно уехал отсюда в тренировочный лагерь. Это лидер. Это НТ.
– НТ? – переспросила Лудивина.
– Нулевой террорист. В случае эпидемии медики выявляют нулевого пациента, с которого все началось. НТ – источник нашей проблемы. Устранив НТ, мы устраним корень зла. После этого нам проще будет найти тех, кого он заразил, – членов его ячейки.
Марк кивнул:
– Это он. Этот безумец. Качество вроде сносное, может, используем алгоритм симуляции разрешения, чтобы сделать снимок?
– У нас нет ни единого годного угла съемки, чтобы увеличить снимок. Он все время прячется! И все время держит в тени лицо – ту часть, которую можно было бы рассмотреть между воротником пальто и кепкой. Ничего не выйдет.
– И нам не поможет ни одна программа распознавания лиц?
– Нет. Извините.
– Все равно вы немало сделали. Молодцы, ребята!
– Мы примерно представляем себе, как он выглядит со спины, – подытожила Лудивина, – и знаем, что он прошел обучение в лучших тренировочных лагерях. Возможно, он раньше работал в разведке. У вас хорошие отношения с коллегами в странах Персидского залива?
Марк догадался, к чему клонит Лудивина.
– Мы передадим данные в ГУВНБ, – сказал он, – но не стоит обольщаться, никто не сумеет опознать его по нескольким снимкам со спины, а спецслужбы наших «союзников» в странах Залива редко выдают нам своих бывших сотрудников. Хотя, конечно, попробовать стоит.
– Я отправлю данные в ДБО, – заявил первый компьютерщик, – у них есть связи на местах.
Марк встал:
– Лудивина, я вернусь и продолжу следить за допросом всех подозреваемых, которых мы взяли: у ключевых фигур в нашем деле сегодня последний день задержания. Если они что-то знают, то должны сегодня же признаться. Вы с командой знаете дело Лорана Брака лучше, чем мы: я бы хотел, чтобы вы продолжили работу над ним. Узнайте, какую роль он играл, в чем конкретно посредничал, почему убийца сделал все, чтобы сбить нас и отправить по ложному следу, на поиски наркотиков. Можешь этим заняться? Конечно, я не собирался тебе приказывать…
Лудивина криво усмехнулась и бросила на него многозначительный взгляд:
– Приказывай мне, пока можешь.
Она возвращалась домой. В парижский ОР.
В свое убежище.
56
Каждый предмет в кабинете был кирпичиком поддержки в стене, на которую опиралась Лудивина. И кружка «Нью-йоркские гиганты» – память об Алексисе, и книги по криминалистике, и ароматическая свеча с запахом янтаря, и даже коллекция игрушек из киндер-сюрприза, выстроившаяся на полках у нее за спиной. Все эти вещи успокаивали Лудивину, и потому сейчас они были для нее особенно важны. Она довольно быстро оправлялась после похищения – но понимала, что отчасти ее поддерживал адреналин ежедневной работы. Как только первичное расследование закончится, дни вновь станут привычно тягучими, и у нее появится время на размышления. В этот момент ей понадобится помощь. Психолог? Нет, ей не слишком хотелось к нему обращаться. Может, просто поговорить с Сеньоном… Или снова поехать в горы, к Микелису и его семье, в их тайную обитель, где нет места людскому безумию.
Вернувшись в ОР в тот день, Лудивина столкнулась с худшим: коллеги бросали на нее кто печальные, кто гордые, кто смущенные, а кто сострадательные взгляды. Все старались поддержать ее – кто словом, кто жестом, советом, предложением, но это внимание не помогало Лудивине, а, наоборот, вновь наполняло ее ужасом, разбивало ее броню. В конце концов она сухо отмахнулась от окруживших ее жандармов, почувствовала, что ей срочно нужно побыть одной, перевести дух, отогнать подступившие слезы. Успокоившись и снова ощутив уверенность в себе, она обсудила текущие вопросы с коллегами и полковником Жианом. Затем они с Сеньоном и Гильемом вернулись к себе в кабинет для мозгового штурма. Работа, только работа. Они распечатали фотографии Абеля Фремона и Мусы Бакрани на листах формата А3 и прикрепили их к стене. Фотографии смотрели на них холодными, а в случае с Абелем еще и пустыми, глазами: этот взгляд было трудно стерпеть, и жандармам казалось, что им ни за что в жизни не удастся образумить этих людей.
