Можно также указать, что коренное население любой страны – это полукровки, потомство прежних волн иммиграции. В какой степени это утверждение верно, зависит от конкретного общества. Несомненно, дело обстоит именно так в случае стран Северной Америки и Австралазии, представляющих собой результат иммиграции XIX века. Поскольку Великобритания – остров, очевидно, что все ее коренные жители являются потомками иммигрантов в том или ином поколении, однако вплоть до середины XIX века состав британского населения отличался поразительной стабильностью. Недавние успехи в изучении ДНК позволили выявить генетические цепочки предков одного пола: сын – отец – дед и далее обратно в прошлое, или дочь – мать – бабушка и т. д. Как ни странно, выяснилось, что около 70 % современных жителей Британии являются непосредственными потомками людей, населявших Великобританию в донеолитические времена, то есть ранее 4000 года до н. э. С того времени по Британии периодически прокатывались волны иммиграции. Неолитическая культура и технологии, скорее всего, были принесены сюда иммигрантами. Потомки англосаксонских и норманнских иммигрантов совместно создали английский язык, благодаря своему мультикультурному происхождению отличающийся непревзойденным лексическим богатством. Иммигранты гугенотского и еврейского происхождения сыграли важную роль в развитии британской торговли. Однако все эти миграции, растянувшиеся на период в шесть с лишним тысяч лет, судя по всему, в целом имели весьма скромные размеры. Следствием этого обстоятельства стала стабильность: непрерывные браки между жителями острова со временем привели к тому, что всякий человек из далекого прошлого, чьи потомки дожили до наших дней, наверняка был предком всего современного коренного населения. В этом смысле коренное население Британии буквально имеет общую историю: и короли, и королевы, и их слуги являются нашими общими предками. И вряд ли Британия в этом отношении является исключением. Но сейчас нас интересует, можно ли отрицать право на ограничение иммиграции исходя из того факта, что коренное население само состоит из очень отдаленных потомков иммигрантов. Те, кому повезло подняться по лестнице, не должны втаскивать ее наверх вслед за собой. Но насколько эта аналогия уместна в случае миграции, зависит от контекста. Прибывшие в Британию донеолитические люди обживали незаселенную территорию, точно так же, как это делали первые обитатели любых других стран мира. Они не пользовались разрывом в доходах между устоявшимися обществами, стимулирующим современную миграцию. Собственно говоря, на протяжении тысячелетий после своего заселения Европа была не более процветающим регионом, чем другие части света. Первые поселенцы не взбирались по лестнице, и потому их наследников не обвинишь в том, что они убирают ее за собой.
Но сейчас я предлагаю временно отложить вопрос о том, этично ли контролировать миграцию. Вне зависимости от того, имеется ли у коренного населения моральное право управлять миграцией в своих собственных интересах, в настоящее время оно обладает юридическим правом на такое управление. Поскольку мало найдется таких государств, которые бы претендовали на право ограничивать выезд из страны, контроль за глобальной миграцией в конечном счете осуществляется исключительно от имени коренного населения и его предполагаемых интересов. Впрочем, несмотря на демократический режим, существующий в богатых странах, проводимая ими миграционная политика зачастую не соответствует предпочтениям коренного электората. Например, в Великобритании 59 % населения (включая иммигрантов) считают, что в стране уже и так «слишком много» иммигрантов. Тем не менее в долгосрочном плане коренное население демократических стран будет терпеть иммиграцию лишь до тех пор, пока считает, что она ему выгодна.
Поэтому, не тратя лишних слов, ответим на вопрос: каким образом миграция сказывается на положении коренного населения и как это воздействие различается в зависимости от ее масштабов? К счастью, в последнее время по этой теме были проведены обширные исследования. Будучи экономистом, я в первую очередь, естественно, изучал экономические последствия миграции. Однако я пришел к выводу о том, что в данном случае экономические аспекты вряд ли будут играть решающую роль. Несмотря на полемические заявления обеих сторон, участвующих в дискуссии об иммиграции, факты говорят о том, что чистое воздействие миграции обычно бывает не слишком значительным. В большинстве обществ миграционная политика должна определяться не на основе экономических последствий. Поэтому попробуем поставить на первое место не экономические, а социальные результаты, а затем попытаемся оценить их в сочетании друг с другом.
Взаимное внимание
Социальные последствия миграции зависят от характера связей между иммигрантами и принимающим их обществом. В крайнем случае к ним относятся исключительно как к трудящимся, запрещая им становиться членами общества в каком-либо ином качестве. Такой подход принят лишь в некоторых принимающих обществах, по этой причине не ощущающих на себе иного воздействия миграции, кроме чисто экономического. Однако в большинстве стран иммигранты не просто входят в состав рабочей силы, а становятся частью общества, и потому различными способами взаимодействуют с другими людьми. Миграция повышает разнообразие общества. В некоторых отношениях это полезно: разнообразие обеспечивает больше возможностей, и потому создает дополнительный стимул и выбор. Но в то же время разнообразие приносит с собой проблемы. Причиной этого служит то, что в современной экономике благосостояние существенно возрастает благодаря фактору, который можно назвать взаимным вниманием.
Под взаимным вниманием я понимаю нечто более существенное, чем взаимное уважение, – нечто близкое к сочувствию или благожелательной симпатии. На проявление взаимного уважения способен всякий, кто держится на уважительном расстоянии от остальных, соблюдая принцип невмешательства, действующий в обществе типа «Не трогай меня». Напротив, на взаимном внимании строятся два типа поведения, играющие принципиальную роль в успешных обществах.
Первый из них – это готовность лиц, добившихся успеха, оказывать финансовую помощь менее удачливым. Несмотря на то что такая помощь приобрела сильно политизированный характер и подается как конфликт между либертарианской и социалистической идеологиями, реально ее корни скрываются в отношении людей друг к другу. Под этим я имею в виду не то, как следует учитывать благосостояние всех прочих жителей Земли – чего требует универсалистская версия утилитаризма, получившая широкое распространение в экономике, – а то, как мы относимся к другим членам своего собственного общества или, в более широком смысле, как мы определяем пределы того, что считаем своим обществом. Взаимное внимание, или сочувствие, порождает чувство лояльности и солидарность с менее везучими членами нашего сообщества.
Кроме того, взаимное внимание оказывает важное влияние на экономику посредством сотрудничества. Вступая в отношения сотрудничества, люди способны обеспечивать себя общественными благами, которые сложно получить при использовании чисто рыночных механизмов. Сотрудничество укрепляется доверием, которое, однако, станет чистым донкихотством, если не основывать его на разумном предположении о том, что на доверие нам ответят доверием. Фундамент рационального доверия – понимание того, что для общества характерно взаимное внимание: в силу того, что люди сочувствуют друг другу, разумно допустить, что их сотрудничество будет взаимным.
