Если уровень доверия заметно различается от общества к обществу, то будет различаться и тактика, используемая людьми в играх, требующих сотрудничества. Недавно этот факт подтвердился в ходе игровых экспериментов. Группа исследователей организовала в шестнадцати странах мира одну и ту же игру, проводившуюся в стандартных лабораторных условиях силами университетских студентов. По результатам этих игр выяснилось, что в некоторых странах катастрофически многочисленны сверхзлодеи. Предпринимавшиеся героями попытки наказывать «халявщиков» вызывали возмущение и наказание самих героев. Далее исследователи задались вопросом о том, существует ли систематическая связь между этими различиями в поведении и наблюдаемыми особенностями тех стран, в которых жили студенты. В непосредственном плане различия в поведении были связаны с различиями в количестве социального капитала – иными словами, с уровнем доверия. Однако тот, в свою очередь, мог быть связан с различиями в уровне правозаконности. В тех странах, в которых наблюдался дефицит правозаконности, люди вели себя оппортунистически и не доверяли друг другу, а потому в играх с использованием сотрудничества были склонны брать на себя роль сверх-злодеев. Подозреваю, что эти различия в уровне правозаконности восходят еще дальше – к разнице между моралью, основанной на верности клановой чести, и моралью, основанной на просвещенческой концепции хорошего гражданина. По меркам Просвещения сверхзлодеи должны быть людьми бессовестными, однако с точки зрения клановой верности они ведут себя вполне нравственно. Отметим, что это не оправдывает сверхзлодеев. Нравственный релятивизм разбивается о барьер абсолютной экономической истины: доверие способствует социальному сотрудничеству, являющемуся одним из оснований процветания.
Культуры мигрантов
Итак, и взаимное внимание, и доверие, и нетерпимость к «халявщикам» – все это служит опорой для общества, в котором существуют равенство и сотрудничество. Какое отношение это имеет к миграции? Мигранты приносят с собой не только человеческий капитал, созданный в их родных обществах; вместе с ним они приносят нравственные нормы своих обществ. Так, нет ничего удивительного в том, что нигерийские иммигранты ведут себя недоверчиво и оппортунистически по отношению к другим обществам. В своей классической работе, посвященной культурным различиям, Рэй Фишман и Эдвард Майгел проанализировали уплату штрафов за неправильную парковку дипломатами в Нью-Йорке. В рассматриваемый период дипломаты имели юридический иммунитет от штрафов и потому склонность к отказу от их уплаты определялась исключительно личными этическими стандартами. Фишман и Майгел выяснили, что при колоссальных различиях между поведением дипломатов из разных стран оно вполне соответствовало уровню коррупции в той стране, откуда прибыл конкретный дипломат, вычисленному по стандартной методике. Дипломаты привозили с собой свою культуру. Кроме того, авторы работы задавались вопросом, вело ли пребывание в Нью-Йорке к постепенному усвоению местных стандартов поведения: предполагалось, что в данном случае частота неуплаты штрафов постепенно сократится до очень низкого уровня, изначально преобладавшего среди дипломатов из стран со слабой коррупцией. Но в реальности наблюдалось обратное: дипломаты из сильно коррумпированных стран по-прежнему не платили штрафы, в то время как дипломаты из стран, слабо подверженных коррупции, тоже приобретали склонность к неуплате штрафов. Самая разумная интерпретация этих результатов сводится к тому, что дипломаты не усваивали нормы нью-йоркцев, вместо этого начиная усваивать нормы дипломатического сообщества. Культура страны происхождения отражается не только на отношении к уплате штрафов, но и на отношении к социальному перераспределению. Герт Хофстеде попытался проводить систематические измерения всевозможных культурных различий между странами мира. Результаты его измерений коррелируют с достаточно тщательно измеренными различиями в наблюдаемом поведении – такими как уровень убийств. Таким образом, каким бы обескураживающим ни был этот вывод, существуют серьезные культурные различия, отражающиеся на важных аспектах социального поведения, а мигранты приносят с собой свою культуру.
Людям во всех обществах свойственно взаимное внимание по отношению к членам их семей, а в большинстве случаев также и по отношению к местным общинам, однако характерной чертой богатых обществ служит то, что взаимное внимание распространяется на значительно более крупную группу людей, а именно сограждан. Так, например, французы более склонны сотрудничать друг с другом и оказывать финансовую помощь согражданам, чем нигерийцы, и это служит основой для различных институтов и норм, позволивших Франции стать намного более богатой страной, чем Нигерия, и добиться по сравнению с ней большего равенства. Подобные различия в уровне взаимного внимания не являются врожденными: в далеком прошлом французы вели себя так же, как нигерийцы. Однако Франция сумела извлечь выгоду из ряда революций в мышлении, которые привели к постепенному изменению взаимоотношений между людьми.
Таким образом, влияние иммиграции отчасти зависит от ее масштабов, а отчасти – от того, насколько быстро иммигранты воспринимают нормы доверия, действующие в принимающем их обществе. Усваивают ли нигерийские врачи, работающие в Великобритании, нормы местных врачей, оглядываются ли они только друг на друга, следуя примеру дипломатов, или, в предельном случае, достаточно большой наплыв нигерийских врачей, сохранивших нигерийские привычки, приведет к развалу таких игр, основанных на координации, как страхование жизни? Сомневаюсь, что в каком-либо из богатых обществ миграция к настоящему моменту нанесла достаточно серьезный удар по всевозможным играм на основе сотрудничества. Впрочем, я не ставлю перед собой цель оценить миграцию прошлых лет: я лишь пытаюсь на основе наблюдаемых сегодня взаимоотношений предсказать возможные последствия ее дальнейшего ускорения.
Страны различаются в том, насколько успешно они создают условия для того, чтобы иммигранты и их дети усваивали нормы своего нового общества. В этом отношении одной из наиболее успешных стран является США. Дети, выросшие в США, почти неизбежно впитывают в себя американские ценности. Едва ли то же самое можно сказать о Европе. Напротив, у нас имеется все больше и больше фактов, говорящих об обратном: дети иммигрантов проявляют меньше склонности к усвоению местной национальной культуры, чем их родители. Насколько можно судить, в некоторых группах иммигрантов дети стремятся к самоидентификации, основанной на отличии от преобладающей вокруг них национальной идентичности. Каждый человек имеет несколько идентичностей – скажем, в качестве трудящегося, члена семьи, гражданина и т. д. Иммигранты, как и все другие, тоже могут обладать несколькими идентичностями. Однако их поведение зависит от соотношения между этими идентичностями. Например, можно сослаться на чрезвычайно любопытный эксперимент, в рамках которого исследователи проверяли знания американских женщин азиатского происхождения по математике, причем сперва подчеркивалась их идентичность в качестве уроженок Азии, а затем – в качестве женщин. Выяснилось, что женщины, в первую очередь идентифицирующие себя со своим азиатским происхождением, получают существенно более высокие оценки, чем женщины, в первую очередь идентифицирующие себя со своей принадлежностью к женскому полу. В другой своей работе я уже разбирал экономическое значение идентичности на уровне фирмы. Не уникальной для иммигрантов, но чрезвычайно распространенной среди них является тенденция к самосовершенствованию. Иммигранты сами отбирают себя из числа людей, питающих наибольшие чаяния в отношении самих себя и своих детей.
