Это вполне невинно звучащее предположение приводит нас к неожиданному следствию. Как и прежде, читателям с хорошо развитой интуицией оно покажется очевидным, а всем остальным предлагаю обратиться к нашей рабочей модели. Напомню, что кривая диаспоры соответствует такому сочетанию диаспоры и миграции, при котором пополнение диаспоры за счет миграции компенсирует отток людей из диаспоры вследствие их абсорбции в основное общество. Наклон этой кривой равен темпу поглощения диаспоры коренным населением. Чем ниже темп абсорбции, тем меньшим будет возрастание миграции, необходимое для того, чтобы обеспечить заданный прирост диаспоры, и потому при медленной абсорбции кривая диаспоры превращается в горизонтальную линию. На рис. 3.1 изображены кривые диаспор для случая разных дистанций между культурой диаспоры и культурой коренного населения. В качестве примера выбраны поляки и бангладешцы в Великобритании, но с тем же успехом это могут быть мексиканцы и эритрейцы в США, либо алжирцы и китайцы во Франции. При заданном одинаковом размере диаспор та из них, которая сильнее отличается своей культурой от коренной культуры, будет иметь менее крутую кривую.
Естественное равновесие наблюдается в той точке, в которой кривая диаспоры пересекает функцию миграции. Эта функция показывает, что происходит в отсутствие каких-либо политических мер – таких как ограничения на миграцию или стратегии по изменению темпа абсорбции для конкретных групп. Как говорилось в главе 2, две эти линии могут не пересечься: в этом случае равновесие невозможно и естественный темп миграции продолжит возрастать. Поэтому существует возможность того, что процесс миграции с участием представителей более далекой культуры не придет к естественному равновесию: миграция ускоряется, пока ее не остановит политическое вмешательство. Однако мы рассмотрим другую возможность: и культурно далекая, и культурно близкая миграция приходят к естественному равновесию. Ради максимального упрощения ситуации предположим, что импульс, побуждающий бангладешцев и поляков к миграции, различается лишь в той мере, в какой различается размер их диаспор. Иными словами, оба народа имеют одну и ту же функцию миграции, обозначенную на нашем графике линией M – M'. Разумеется, в реальности так не бывает, но сейчас я хочу устранить все прочие факторы, влияющие на миграцию, кроме размера диаспоры.
Рис. 3.1. Диаспоры и миграция в состоянии равновесия: поляки и бангладешцы в Великобритании
Мы вряд ли ошибемся, если предположим, что бангладешцы сильнее удалены от английской культуры, чем поляки. Отсюда вытекает простое, но важное следствие. Бангладешская диаспора будет отличаться более низким темпом абсорбции по сравнению с польской диаспорой – это вытекает из уже выявленного нами соответствия между культурной дистанцией и скоростью слияния диаспоры с основным обществом. Соответственно, на нашем графике бангладешская кривая миграции будет идти менее круто, чем польская кривая. Теперь мы можем оценить всю пользу графика, потому что ключевой момент буквально бросается в глаза. В состоянии равновесия более далекая в культурном плане группа – бангладешцы – будет иметь более крупную диаспору. Само по себе это неудивительно: обладая более значительным культурным несходством с британцами, бангладешцы будут медленнее абсорбироваться в их общество, и потому при одном и том же темпе миграции люди, считающие себя бангладешцами, превзойдут числом людей, считающих себя поляками. Но более поразительное различие между равновесием с участием бангладешцев и поляков заключается в том, что у бангладешцев в итоге установится более высокий темп миграции, чем у поляков.
В то время как первое следствие является интуитивно очевидным, второй вывод – о том, что устойчивый темп миграции у культурно далекой группы будет выше, чем у культурно близкой – очевидным никак не назовешь. Собственно, интуитивно мы могли бы ожидать противоположного. Наша модель показывает, почему интуиция ошибается. Так мы приходим к парадоксальному результату о том, что при заданном разрыве в доходах между страной – источником миграции и страной, принимающей мигрантов, устойчивый темп миграции будет тем выше, чем больше культурная дистанция между страной-источником и принимающей страной. Насколько я могу судить, этот результат прежде не был известен. Если это так, то мы получаем еще одно подтверждение ценности нашей модели. Вспомним, что роль хорошей модели – не в том, чтобы избавить нас от необходимости в мыслительном процессе, а в том, чтобы дать нам мостки, позволяющие нам постичь природу явления глубже, чем удалось бы с помощью одних рассуждений.
Итак, вооружившись пониманием того, что чем больше культурная удаленность группы, тем выше устойчивый темп ее миграции, подумаем о том, как этот факт отразится на составе диаспор, растущих среди принимающего их общества. С течением времени мигранты, близкие коренному населению по культуре, будут абсорбироваться в него, а культурно далекие останутся в составе диаспоры. В результате по мере разрастания диаспор их культурная удаленность в среднем увеличивается. Это, в свою очередь, скажется на темпе абсорбции. Поскольку чем крупнее диаспора, тем в среднем больше культурная дистанция между ней и коренным населением, то средний темп ее абсорбции снижается. Предположим, например, что мигранты прибывают из двух стран: из культурно близкой страны Почтикакмы и с культурно удаленного Марса. Мигранты из Почтикакмы абсорбируются быстрее, чем мигранты с Марса. По мере роста диаспоры в ней увеличивается доля выходцев с Марса и средний темп абсорбции снижается. Таким образом, это еще одна причина того, почему общая кривая диаспоры, соответствующая совокупности всех отдельных диаспор, становится менее крутой по мере увеличения численности диаспоры. Ниже в данной главе мы увидим, почему это снижение крутизны может иметь важные последствия.
Из явлений, обнаруженных Робертом Патнэмом и другими авторами, следует, что при данном темпе миграции социальные издержки, связанные со снижением доверия внутри групп и ростом напряжения между ними, будут тем выше, чем больше культурная дистанция. Таким образом, мы приходим к парадоксу. Движущей силой в экономике миграции являются индивидуальные максимизирующие решения мигрантов и их семей. Наличие диаспоры снижает издержки миграции, и потому увеличение диаспоры приводит к возрастанию темпа миграции из соответствующей страны. Однако социальные издержки миграции определяются экстерналиями, которые порождаются этими частными максимизирующими решениями. Парадокс состоит в том, что экономическая логика частных максимизирующих решений, по определению обеспечивающих максимальную экономическую выгоду для лиц, принимающих решения, в то же время явно увеличивает социальные издержки.
Абсорбция и наклонности мигрантов: эмигранты или переселенцы?
При заданном размере диаспоры на темп абсорбции, скорее всего, повлияет и психология мигрантов. Выше уже говорилось, что популярные культуры можно рассматривать как набор готовых к использованию стереотипов. Наклонности, проявляемые мигрантами, могут определяться не только традиционными индивидуальными экономическими переменными – такими, как доход и навыки, но и взятыми на вооружение стереотипами. Миграционные стереотипы не высечены в камне; они изменяются, причем порой весьма стремительно.
