Никто не выяснял возможную эмпирическую значимость этого эффекта, но не исключено, что от него пострадала Великобритания. Здесь разрушилась система профессиональной подготовки, производившейся силами фирм: особенно заметным был отказ от многих разновидностей стажировки. Этот кризис профессионального обучения в целом совпал с ростом иммиграции: в ее пиковые годы 80 % новых рабочих мест заполнялись иммигрантами, но было ли это причиной кризиса, его следствием или случайным совпадением – вопрос открытый. Так или иначе, утраченные отраслевые системы стажировки с трудом поддаются восстановлению из-за высоких издержек координации.
То, что хорошо для бизнеса, не обязательно хорошо для коренного населения. В краткосрочном плане бизнес заинтересован в политике открытых дверей: ему дешевле нанимать мигрантов, уже имеющих квалификацию, чем обучать местную молодежь, а чем шире открыта дверь, тем больше наплыв талантов. Напротив, коренное население заинтересовано в том, чтобы заставить фирмы, стремящиеся извлечь выгоду из социальной модели страны, вести профессиональную подготовку местной молодежи и нанимать местную рабочую силу. О том, что подобная политика не обязательно изгоняет бизнес из страны, свидетельствует пример Германии. Однако несовпадение интересов бизнеса с интересами граждан должно вызывать у людей скептическое отношение к заявлениям деловых кругов в сфере миграционной политики. Едва ли не еженедельно я вижу в газетах письма за подписью тех или иных корпоративных менеджеров, яростно выступающих против ограничений на миграцию. Если они нуждаются в квалифицированных работниках, то почему же не занимаются их подготовкой? Их громогласные заявления представляют собой лишь смягченный вариант высокомерного «То, что хорошо для General Motors, хорошо и для страны».
Вызывает ли иммиграция эмиграцию
Британская политика в сфере миграции в настоящее время формулируется в смысле нетто-перемещений людей: ее итоги оцениваются как разница между иммиграцией и эмиграцией. С точки зрения некоторых долгосрочных целей это правильный подход. Если задача состоит в том, чтобы сохранять количество открытого пространства на душу населения, то нетто-миграцию следует свести к уровню, более-менее соответствующему нулевому – в зависимости от уровня рождаемости. Но в других случаях эмиграцию и иммиграцию необходимо рассматривать по отдельности. В большинстве богатых стран эмиграция как таковая не составляет предмета заботы для политиков. Однако в последнее время появились факты, свидетельствующие о том, что эмиграция из европейских стран весьма невыгодна для остающегося населения. Эмигранты обычно имеют более высокую квалификацию, чем население в целом, и их привлекают такие страны с высокими зарплатами и быстрорастущей экономикой, как США и Австралия. Есть ли какие-либо основания для того, чтобы считать, что иммиграция ускоряет эмиграцию?
В стандартной упрощенной экономической модели миграции система баллов, на основе которой определяется, кто именно имеет право на миграцию, создает прямую связь между иммиграцией и эмиграцией. Напомним, что типичной чертой системы баллов являются привилегии, обеспечиваемые родственными связями с диаспорой. Соответственно, глобальная миграция прежних эпох существенно облегчает европейцам доступ в США, Канаду, Австралию и Новую Зеландию по сравнению с гражданами бедных стран. Чтобы понять, как работает эта система, представим себе мир, состоящий всего из трех стран. С тем чтобы в них было легче разобраться, я дам им названия реально существующих стран, но это сделано чисто для удобства: вся рассматриваемая ситуация не имеет никакого отношения к действительности. Страны А (Австралия) и Б (Бельгия) – идентичные друг другу экономики с высоким уровнем зарплаты, в то время как страна В (Вьетнам) – экономика с низкими заработками. Австралия разрешает миграцию бельгийских граждан, но только не граждан из Вьетнама. Затем Бельгия начинает проводить политику открытых дверей для граждан Вьетнама. В результате граждане Вьетнама перебираются в Бельгию, что приводит к небольшому снижению заработков в этой стране. Его недостаточно для того, чтобы предотвратить дальнейшую миграцию из Вьетнама: она по-прежнему сулит огромные выгоды. Но теперь у бельгийских граждан появляется экономический стимул к миграции в Австралию. Механизмом, в этой простой модели вызывающим эмиграцию из Бельгии, служит сокращение заработной платы, которое, как мы знаем, не сопровождает в сколько-нибудь заметной степени реальную миграцию. Однако, то, что не сокращаются заработки, не означает, что не снижается уровень жизни. Например, по мере роста городского населения повышение заработков компенсируется усиливающейся скученностью. Более половины нынешнего населения Лондона – иммигранты, однако сейчас в Лондоне живет столько же людей, сколько жило в 1950-е годы, когда в подавляющем большинстве его населяли коренные британцы. Вряд ли в отсутствие миграции население Лондона сократилось бы вдвое, и потому единственное разумное объяснение состоит в том, что иммиграция выдавливает коренное население из Лондона. Почему эти люди уезжают? Многие из них просто переселились во внешние пригороды. Однако и в Великобритании, и в Нидерландах в настоящее время наблюдается активная эмиграция, совпадающая с активной иммиграцией. Существует ли причинно-следственная связь между двумя этими явлениями, никем не выяснялось.
Механизмом, посредством которого иммиграция вызывает эмиграцию коренного населения, может служить экономический цикл бумов и спадов. Международные потоки капитала и труда усиливают бумы, и потому непреднамеренно усиливают и последующие спады. В 1990-х годах приток капитала в Восточную Азию привел к спаду 1998 года – восточноазиатскому кризису. Аналогичным образом, политика содействия миграции усилила бумы 1997–2007 годов в США, Ирландии, Великобритании и Испании. В тот момент такие политики, как Гордон Браун, утверждали, что они покончили с циклами бумов и спадов. В реальности же они только усугубили эти циклы, увеличив продолжительность бумов: благодаря иммиграции чрезмерные расходы в государственной и частной сфере не так быстро приводили к инфляции, которая прежде вынуждала власти принимать меры к обузданию бумов. Итогом стал грандиозный спад 2008 года. Иммиграция не является причиной чередования бумов и спадов, но, как и в случае международных потоков капитала, она усиливает эти циклы, тем самым углубляя спад. В период спада наем новых работников прекращается, следствием чего становится очень высокий уровень безработицы среди молодых людей, выходящих на рынок труда. Например, в Испании безработица среди молодежи сейчас составляет около 50 %. Невозможно создать такой механизм, который бы вынуждал занятых мигрантов отдавать свои рабочие места новым трудящимся из числа коренного населения. В условиях безработицы местная молодежь может принять вполне разумное решение об эмиграции. Захотят ли оставшиеся без работы иммигранты вернуться в свою родную страну, определяется разрывом в доходах между ней и принимающей их страной, а также степенью легкости перемещения. Большинство находящихся в Испании иммигрантов прибыли из Африки, где доходы были намного ниже, а въезд в Испанию нередко оказывался достаточно трудным для того, чтобы желание вернуться домой стало непреодолимым. Поэтому даже несколько лет жизни в Испании без работы может выглядеть более привлекательным вариантом, чем возвращение на родину. Напротив, большинство иммигрантов, въехавших в Ирландию в годы бума, имело восточноевропейское происхождение. Разрыв в доходах был в данном случае меньше, а сама миграция – более простым делом, и поэтому во время ирландского спада многие мигранты вернулись домой, облегчив адаптацию трудового рынка к новым условиям. Тем не менее в 2011 году в Ирландии наблюдался самый высокий уровень эмиграции коренного населения с XIX века. В Португалии спад настолько обострил проблему занятости местной молодежи, что правительство стало официально оказывать активное содействие эмиграции. Иммиграция в годы бума непредумышленно вызвала эмиграцию коренного населения в годы спада.
