Впрочем, не стоит делать далеко идущие выводы из одной-единственной работы. К сожалению, при изучении литературы мне не удалось обнаружить других строгих исследований, в которых бы оценивалось воздействие миграции на счастье коренного населения. Этот вакуум необходимо заполнить. С учетом текущего неадекватного состояния знаний все, что мы можем сказать наверняка, – что чрезмерно восторженное отношение представителей общественных наук к политике открытых дверей в сфере миграции может быть неосторожным. На данный момент представляется, что миграция оказала скромное и неоднозначное влияние на общее благосостояние коренного населения стран, принимающих мигрантов. При умеренном темпе миграции ее экономические и социальные последствия носят позитивный характер, но при дальнейшем росте этого темпа они, скорее всего, превратятся в негативные. Почему именно ускорение миграции пользуется такой большой поддержкой – в частности, со стороны экономистов, – на данном этапе анализа остается загадкой: не может же быть, чтобы причиной являлось влияние миграции на коренное население. Вероятную основу для такого отношения мы увидим в следующей главе.
Политическая экономия паники
Какую миграционную политику выбирают власти стран, принимающих мигрантов, и какую политику они будут выбирать в дальнейшем? Среди политических мер, доступных для этих властей, наибольшие споры вызывает введение количественных ограничений на темп миграции. Однако в потенциале большее значение имеют другие меры. Политика определенного типа может влиять на состав мигрантов с точки зрения уровня их навыков, соотношения между трудящимися и иждивенцами, а также относительной влиятельности социальных моделей, привычных для мигрантов. Кроме того, некоторые политические меры могут отразиться на темпе абсорбции диаспоры общим населением страны. Такая политика значительно важнее количественных ограничений. Чтобы убедиться в этом, попробуем на примере нашей рабочей модели проследить, во что могут вылиться миграция и миграционная политика при отсутствии серьезного анализа их последствий.
Четыре фазы этого процесса показаны на рис. 5.1. В первой фазе не существует никаких ограничений на миграцию, и потому она естественным образом возрастает в соответствии с функцией миграции, изображенной стрелками. Стремление мигрировать настолько велико, что функция миграции не пересекает кривую диаспоры и естественное равновесие недостижимо. Непрерывное ускорение миграции становится серьезной политической проблемой, и потому этот первоначальный период можно назвать фазой беспокойства. В конце концов правительство вводит количественные ограничения, из-за которых темп миграции не может превысить значения M*.
Рис. 5.1. Политическая экономия паники: количественные ограничения на миграцию
В результате мы вступаем во вторую фазу, которую назовем фазой паники. В то время как введение ограничения на темп миграции предотвращает ее дальнейшее ускорение, это обстоятельство само по себе не способно обеспечить равновесный размер диаспоры. По мере роста диаспоры сокращение ее взаимодействия с коренным населением, расширение культурной дистанции между ним и мигрантами, а также последствия снижения доверия совместно сокращают темп абсорбции в такой степени, что по превышении некоего предела кривая диаспоры начинает выгибаться дугой. В этом политическом сценарии уровень, на котором застыл темп миграции, M*, не совместим со стабильной диаспорой. Поэтому в фазе паники, несмотря на сохранение прежнего темпа миграции, неабсорбированная диаспора продолжает возрастать в размерах: это показано стрелками, идущими вдоль горизонтальной линии, соответствующей предельному темпу миграции. По мере дальнейшего роста неабсорбированной диаспоры возрастание социальных издержек – таких как снижение доверия в среде коренного населения или конкуренция за социальные услуги между диаспорой и коренным населением – в какой-то момент вызовет усиление политического давления. В данном сценарии единственной мерой, к которой прибегает правительство, являются количественные ограничения на темп диаспоры. Соответственно, правительство вводит еще более жесткие ограничения.
Это подводит нас к третьей фазе, которую можно назвать фазой бедствия. Такое название уместно по той причине, что до тех пор, пока темп миграции не снизится до значения, лежащего под кривой диаспоры, вне зависимости от величины этого темпа неабсорбированная диаспора продолжит увеличиваться, вызывая нарастание социальных издержек и политического давления. Этот процесс изображен стрелками, спускающимися от уровня M* к уровню M**, на котором темп миграции снижается настолько, что диаспора начинает сокращаться.
Так мы приходим к финальной фазе абсорбции диаспоры. В течение этой фазы, которая может занять много десятилетий, миграция подвергается серьезным ограничениям, а диаспора постепенно абсорбируется местным населением, благодаря чему вновь налаживается социальное доверие, позволяя восстановить хрупкое равновесие, на котором держится сотрудничество.
Такой сценарий миграции нельзя назвать особо вдохновляющим. Темп миграции подвергается огромным изменениям, из очень высокого превращаясь в очень низкий. Сомнительно, чтобы это было желательным с какой-либо точки зрения. Кроме того, сильно изменяется и размер диаспоры, причем в течение продолжительного периода она может быть такой крупной, что это повлечет за собой серьезные социальные издержки для коренного населения.
Но как бы мало ни радовал нас этот сценарий, он отнюдь не является неизбежным. Мы вернемся к нему в последней главе, начав с точно таких же объективных обстоятельств – с той же функции миграции и той же кривой диаспоры, – и покажем, что иная политика может привести к намного более благоприятным результатам.
Однако сперва перейдем от интересов коренного населения богатых стран, принимающих мигрантов, к интересам самим этих мигрантов. Всюду, где не практикуется гастарбайтерский подход к миграции, мигранты становятся членами своего нового общества. Как это сказывается на их жизни?
Часть III
Глава 6. Мигранты: победители
В экономическом плане миграция чрезвычайно выгодна для мигрантов и в то же время она ввергает их в огромные убытки. Если бы личные экономические интересы являлись единственным фактором, определяющим поведение, то люди из бедных стран лезли бы из кожи вон, чтобы эмигрировать в богатые страны, но оказавшись там, они бы голосовали за политические партии, выступающие за ужесточение ограничений на миграцию. Этот вывод, к которому нас подводит экономический анализ влияния миграции на жизнь мигрантов, выглядит достаточно неожиданным и потому заслуживает поэтапного разбора.
Почему миграция выгодна мигрантам
Первый этап не содержит в себе ничего удивительного: миграция более чем выгодна мигрантам. Источником этой выгоды служит переселение из стран, где трудящимся платят мало, туда, где им платят много. Масштаб различий в заработках между богатыми и бедными странами поражает воображение: собственно говоря, он отражает общий разрыв в доходах между богатым миром Организации экономического сотрудничества и развития и бедным миром нижнего миллиарда. Разница в заработках не дает нам оснований утверждать, что мигрант, переезжающий из страны с низкими заработками в страну с высокими заработками, будет больше зарабатывать. Неэкономистам трудно примириться с фактом, против которого не станет возражать ни один экономист: в первом приближении различия в зарплате отражают различия в производительности труда – иначе говоря, людям платят более-менее столько, сколько стоит их труд. Разумеется, всем нам хорошо известны вопиющие случаи, когда это правило не соблюдается: одним людям платят намного больше того, сколько они стоят, а другим – намного меньше. Но если наниматели будут допускать крупные систематические ошибки при определении соответствия между заработками и производительностью труда, то они разорятся. Поэтому ключевым вопросом служит не то, действительно ли трудящиеся в странах с высокими зарплатами работают намного производительнее, чем трудящиеся в странах с низкими зарплатами, а то, почему так обстоит дело.
