С точки зрения логики существуют лишь два объяснения: разрыв в производительности труда обусловлен либо свойствами рабочей силы, либо свойствами соответствующих стран. Экономисты, изучив этот вопрос, выяснили, что в основном разрыв вызван различиями между странами, а не различиями между населяющими их людьми. Как они пришли к такому выводу?
Есть несколько хитрых способов выяснить значение свойств рабочей силы. Один из них – сравнение аналогичных рабочих мест в странах, принимающих миграцию, и в странах, служащих ее источником. Такое сравнение демонстрирует огромную разницу в заработках: например, одна и та же работа может оплачиваться в Гаити в десять раз хуже, чем в США. Можно также сравнить иммигрантов с местными рабочими в принимающих их странах. Иммигранты проявляют почти такую же производительность труда, что и местные рабочие. Но даже это не вполне убедительное доказательство: ведь не исключено, что эмиграцию выбрали как раз те люди, которые у себя на родине отличались самой высокой производительностью труда. Опровергнуть это возражение не так-то просто. Фокус состоит в том, чтобы найти такую реальную ситуацию, в которой миграция носила бы случайный характер. Может показаться, что мы хотим невозможного, однако в буквальном смысле слова случайный характер выдачи некоторых типов виз дает достаточно хорошее приближение к статистическому идеалу. Например, в США ежегодно проводится лотерея с призовым фондом в 50 тыс. виз, привлекающая около 14 млн участников. Таким образом, немногие счастливчики, которые получат визу и наверняка не станут от нее отказываться, вряд ли будут чем-то отличаться от невезучего большинства. Новая Зеландия проводит аналогичную лотерею для желающих эмигрировать с островов Тонга. Может быть, эти счастливчики отличались нетипично высокой производительностью труда у себя на родине? Однако авторы, изучавшие этот вопрос, дают на него отрицательный ответ. То, что у мигрантов резко возрастает производительность труда, по большей части никак не связано с их личными качествами. Наконец, различия в производительности труда между странами мира можно объяснить исключительно с точки зрения различий между самими этими странами. И здесь мы приходим к тому же выводу: различия в уровне дохода между богатыми и бедными странами в основном (хотя и не на 100 %) вызываются различиями в производительности труда, обусловленными свойствами этих стран, а не свойствами отдельных трудящихся. Этот вывод совместим с объяснением разрыва в доходах, предложенным в главе 2: все дело в разнице между социальными моделями.
Впрочем, отчасти различия в производительности труда сохраняются, даже когда иммигранты и местные трудящиеся имеют один и тот же уровень образования. Как правило, иммигрантам в конце концов достается работа, немного не дотягивающая до того, на что они могли бы рассчитывать исходя из формально полученного ими образования. Возможно, здесь сказывается чистая дискриминация, но может быть, дело и в скрытых различиях в уровне квалификации. Однако даже если эти различия существуют, они дают скромное снижение заработков по сравнению с разницей в уровне заработной платы между бедными и богатыми странами.
То, что разрыв в доходах между богатым миром и нижним миллиардом в первую очередь объясняется особенностями стран, а не особенностями рабочей силы, имеет очень важные последствия. Например, мы можем оценить, во что обойдется нижнему миллиарду попытка догнать развитый мир. Фактически речь идет о том, что эти общества должны изменить свои ключевые характеристики. Одного лишь обучения трудящихся требуемым навыкам будет недостаточно. Как указывалось в главе 2, обществам, служащим источниками эмиграции, придется пересмотреть свои социальные модели. Отсюда вытекает неуютное следствие: нежелательно, чтобы мигранты приносили в принимающую их страну привычную им социальную модель. Понимают ли это мигранты или нет, но импульсом к эмиграции для них послужило стремление избавиться от тех аспектов их родных стран, которые обрекают людей на низкую производительность труда. В силу тех же самых соображений эмиграция может оказать фундаментальное влияние на страны, служащие ее источником, лишь вынудив их к изменению своих социальных моделей.
Другим следствием того обстоятельства, что различия в доходах вызываются особенностями соответствующих стран, служит то, что мигранты будут искать ту страну, в которой им выгоднее всего обосноваться. В исследовании, проведенном мною совместно с Анке Хеффлер, мы составили большую таблицу глобальных потоков миграции, указав все возможные страны, в которые может направляться эмиграция из каждой страны, являющейся ее источником. Оказалось, что темп миграции из родной страны мигрантов в любую конкретную страну, принимающую их, зависит не только от разрыва в доходах между ними, но и от различий в доходе между этой принимающей страной и всеми другими странами, которые могут стать целью миграции.
За поиском самого выгодного места проживания стоят не только различия в среднем доходе между возможными странами – мишенями миграции, но и ожидания мигрантов в отношении участия в распределении доходов. Те мигранты, которые рассчитывают на доход ниже среднего, должны отдавать предпочтение странам с высоким уровнем перераспределительного налогообложения, а для тех, кто рассчитывает получать доход выше среднего, предпочтительными будут страны, допускающие более значительное неравенство. Мигрантам предстоит сделать выбор не только в отношении предпочтительной зарплаты, но и в отношении предпочтительной системы налогов и социального обеспечения. Впервые это было осознано в качестве теоретической возможности: мигранты с низкой квалификацией должны предпочесть страны с высоким уровнем равенства, а мигранты с высокой квалификацией отдадут предпочтение странам, которым свойственно неравенство. Но сравнительно недавно это теоретическое предсказание получило определенную эмпирическую поддержку: распределение навыков среди мигрантов, прибывших в Европу и Америку, соответствует данному прогнозу. Европа – общество более равноправное, обладающее самой щедрой системой социального обеспечения в мире, и потому особенно привлекательное для мигрантов с более низким уровнем навыков, хотя такой состав мигрантов может объясняться и другими факторами.
Последним следствием является то, что производительность труда можно повысить десятикратно, просто перебравшись из дисфункционального общества в более функциональное. В такой степени производительность труда невозможно поднять никакими другими способами. В глобальном плане вся колоссальная махина научно-технического прогресса не позволяет производительности труда повышаться быстрее чем на пару процентных пунктов в год. На протяжении двух последних десятилетий поразительное исключение из этого правила представлял собой Китай: в совокупности он тоже добился примерно десятикратного роста производительности. Но это достижение не имело исторических прецедентов и требовало невероятной готовности к временному отказу от потребления: несмотря на изначальную бедность Китая, в течение последних двух десятилетий половина его дохода откладывалась и инвестировалась. И тем не менее просто сев на самолет, любой трудящийся может повторить этот прирост в производительности, стоивший Китаю таких усилий. Именно поэтому усиленная миграция так восхищает экономистов: мировая экономика еще никогда не подходила так близко к получению «бесплатного завтрака».
